Через несколько часов над горой Согласия совсем ярко засияло утреннее солнце. Вершина ее осветилась уже вся. Оттуда стали видны мелкие фигурки людей; приземистые силуэты лошадей, отведенных за соседний холм; мелькающие возле установленных поодаль шатров слуги – возвращение короля следовало тут же отметить… Повсюду виднелись смазанные лица, пышные платья, роскошные камзолы… Тут и там поблескивало золотое шитье, из-за чего весь левый склон, как и пять лет назад, казался накрытым россыпью драгоценных камней. Справа было потише и поскромнее, но зато народу раз в пять больше. Люди местами стояли так тесно, что между ними совсем не было видно травы. Они выглядели одной большой серой массой, каким-то громадным живым существом, которое сверху почему-то представлялось недобрым и опасным.

Однако некому было на него смотреть: присутствующие на вершине четверо смертных оставались недвижимыми и невозмутимыми. А творящееся между ними таинство – загадочным и непознаваемым.

Наконец король поднялся и отступил от колонны на несколько шагов, все еще держа голову смиренно склоненной. И лишь потом, отойдя от священной колонны, осмелился поднять глаза, чтобы прямо взглянуть на древний символ веры и услышать его вердикт. Почти одновременно с этим священники затянули негромкую тягучую молитву, тем не менее, достигшую подножия горы, отразившуюся от соседних склонов и загулявшую между ними долгим неразборчивым эхом. Затем дружно осенили себя знаком благодати Аллара, запели еще громче, заставив горы заколыхаться от мощной акустической волны.

А потом над площадкой неожиданно посветлело.

Казалось, ночные тучи торопливо разошлись, позволив прямым солнечным лучам рухнуть с небес на землю и щедро осветить верхушку горы со стоящим на ней королем. От этого луча, широким потоком пролившегося вниз, белая колонна заиграла и засияла совсем иначе, чем всего мгновение назад. Она словно впитала в себя этот свет, налилась им до краев, загорелась гигантской свечой, заставив собравшихся внизу облегченно выдохнуть и радостно понять: король снова принят. В десятый раз подряд. И снова доказал, что Аллару угодно его правление.

Те, кто приходил на гору Согласия не впервые, хорошо знали, что последует дальше: вот-вот священники закончат свою молитву, волшебный свет постепенно оставит громадную колонну; она погаснет, успокоится, уснет на следующие пять лет; потом все окончательно затихнет, вернется на круги своя, а после этого наконец настанет время самой коронации. Которая тоже, как и много веков назад, будет проведена здесь, на вершине священной горы, под яркими лучами взошедшего солнца и под многочисленными взглядами подданных, которые своими глазами убедились, что король занимает это место по праву.

Однако на этот раз все пошло не так, как обычно: колонна, вопреки обычаю, не погасла, как всегда случалось. Не потускнела и не успокоилась, когда мерные слова молитвы перестали тревожить горные склоны. Напротив, она словно бы вытянулась еще больше, вонзив гордый шпиль в разгорающиеся небеса. Еще сильнее посветлела, впитывая в себя первые солнечные лучи. А потом разгорелась так ярко, что стоящие внизу люди испуганно зажмурились и едва не отшатнулись. Но даже так, сквозь плотно сомкнутые веки, они почувствовали, как неистово светится символ их веры, как дрожит внезапно загустевший и резко посвежевший воздух, как тихо-тихо волнуется земля под ногами и как поднявшийся ветер закручивает вокруг священной горы тугой вихрь.

– Просите и дано будет вам… – неожиданно пронесся над горой Согласия едва слышный голос. Казалось, это ветер шепнул, коснувшись каждого человека на склонах, и до каждого донес чужие слова, донесшиеся откуда-то издалека. – Ищите и обрящете… мир вам, люди… и мир пусть поселится в ваших душах… король принят… пусть он правит достойно…

А потом свет угас так же быстро, как и появился. Одновременно с ним успокоился ветер, затихла испуганно подрагивающая земля. На вершине горы снова потемнело, потому что освещавший ее мгновение назад маяк внезапно погас. А когда люди подняли головы и ошарашенно осмотрелись, то не смогли удержаться от пораженного вскрика, потому что на некогда чистой колонне истаивал невесть откуда взявшийся знак – шестилистник, который проказник-ветер каким-то чудом там нарисовал. Причем на фоне погасшей колонны он светился так ярко, что даже самые недоверчивые поверили, что им это не приснилось.

А потом что-то изменилось снова, и толпа в едином порыве уставилась на соседний холм, где внезапно мелькнуло что-то белое и такое же светящееся, как знак на священной колонне.

Всадник.

Источающий яркий свет всадник на белоснежном коне. В длинном плаще, закрывающем лицо, неузнаваемый и таинственный.

Поняв, что замечен, всадник поднял левую руку, в которую собрал весь скопившийся вокруг него свет, сжал кулак, заставив его мгновенно погаснуть, чуть кивнул, обратив капюшон на верхушку горы, откуда на него неподвижным взглядом смотрел новоявленный король. Наконец повел плечами и, тронув поводья, неспешно спустился по ту сторону холма, унося с собой ослепительно-яркий свет, окончательно погасив на колонне свой Знак и оставив впечатление чего-то необычного, загадочного и очень древнего. Легкий привкус торжества и неразгаданной тайны. А еще – странную горчинку в воздухе, о которой вернувшиеся домой люди скажут потом, что она им просто почудилась.

* * *

Развалившись на мягкой траве, я закинула руки за голову и удовлетворенно вздохнула.

– Ну вот. Теперь можно и возвращаться.

– Ты рисковала, – нейтральным тоном заметил Эррей, бесцеремонно улегшийся рядом.

– Да какой риск? Меня бы даже верхом на ветре никто не догнал. Да, Лин?

Сменивший окрас с белого на серый в яблоках шейри довольно угукнул.

Я сладко потянулась.

– Ох, как же тут хорошо… но надо ехать. Там меня Риг ждет и его многочисленные книги. Я же напросилась сегодня пораньше, поэтому надо собираться.

– Ты ему сказала? – отчего-то напрягся Эррей.

– Нет. Но, думаю, он скоро сам догадается.

– Тебе надо быть осторожнее.

– Рорн, я знаю. – Мой голос заметно похолодел, и лен-лорд та Ларо примиряюще выставил руки.

– Не сердись. Я просто не хочу для тебя лишних проблем.

Я нервно дернула щекой, а потом поднялась и потянулась за курткой.

– Знаю. Прости. Но он мне нужен. Поэтому рано или поздно я все ему расскажу. Мне кажется, он сможет понять. К тому же он обожает загадки и всевозможные тайны, новое влечет его, как кахгара – живая добыча. И при всем при том он открыт и честен. Я чувствую это. От него не надо ждать подвоха.

– Да я не сомневаюсь. Просто учитель у него далеко не так хорош, как сам Драмт.

– А о мастере Двире речи и не идет.

Эррей облегченно перевел дух и помог мне накинуть на плечи куртку. После чего внимательно осмотрел со всех сторон, как будто не успел наглядеться раньше, потом подошел, поправил выбившийся из-под шляпки золотистый локон и со смешком заметил: