Неподалеку от хижины в реку вливался ручей. Эбби лежала, сморщившись, на виске у нее пульсировала синяя жилка. Я укрыл ее одеялом до подбородка, взял фонарик и шагнул с крыльца. Я посмотрел на луну, а потом попытался заглянуть в собственную душу. То, что я там увидел, мне не понравилось, поэтому я зашагал вдоль ручья.

Если пару часов назад луна светила ярко, то сейчас она просто сияла. Видимо, ручей тек здесь с весны, судя по его глубине и обнажившимся корням деревьев. Речные гиды всегда ищут свежую воду — клиенты любят все, что с ней связано, начиная от купания и заканчивая поисками пиратских сокровищ. Я шагнул в ручей, погрузившись до пояса, и вода приняла меня, а течение начало легонько толкать. Ручей змеился, пробиваясь сквозь известняк; он начинался на поляне, которая смахивала на давно пересохший пруд. Теперь на его бывшем дне росли плакучие ивы и березы. Их отслоившаяся кора, похожая на листы бумаги, лежала на земле. Посреди деревьев стояло какое-то строение.

Я нырнул под иву — ее длинные зеленые ветви стекли по моей спине — и зашагал по бревенчатой дорожке к зданию. Разрубленные пополам бревнышки лежали точно шпалы, на расстоянии коротенького шажка. Я осветил фонариком старый дом. Дерево потемнело с годами; судя по количеству плесени и грибка, дом построили давным-давно. Подобный рисунок на бревнах получается, когда грибок — нечто вроде червя — проникает в дерево и проделывает себе ходы. Красивый психоделический узор. Я обошел вокруг, гадая, зачем кому-то понадобилось строить здесь жилище. Крыша была покрыта кедровой дранкой и густо поросла мхом. Судя по отметкам от воды, дом заливало в половодье. Наверное, поэтому он пустовал уже долгое время. Он стоял на сваях, вбитых в песок, диаметром полметра. Строению было лет сто или сто пятьдесят. Высокие окна закрыты ставнями, которые крепились сверху. Я обогнул дом, осветил крышу и получил ответ на свой вопрос.

«Даже пиратам нужен Бог».

Входная дверь висела на огромной проржавевшей петле, которую, должно быть, принесли с корабля. Кусок дерева, продетый сквозь железное кольцо, играл роль импровизированной щеколды. Я снял засов и приоткрыл дверь. Внутри ровными рядами стояли десятка полтора скамеек без спинки. Комната могла вместить человек пятьдесят, сидя и стоя, если они были не прочь потесниться. Все сгнило, покрылось пылью и паутиной. Здесь никто не бывал уже много лет. В полу, на равном расстоянии друг от друга, были просверлены дыры. Я стоял и гадал, зачем потребовалось портить буром отличный пол. С меня лилась вода — она текла по трещинам в досках, а потом исчезала. Я сообразил, что это сточные отверстия. Достаточно большие, чтобы могла пролезть ящерица, но не змея. На задней стене над окном на деревянной балке, поддерживающей крышу, кто-то вырезал замысловатыми буквами надпись. Она почти стерлась, но я провел пальцами по выемкам, до которых сумел достать. «Будешь ли переходить через воды…» Строка продолжалась, но дотянуться дальше я не смог.

Врачи сказали, что нужно «действовать с опережением», поэтому Эбби назначили усиленный курс лечения, который должен был начаться в понедельник с утра. В выходные мы были предоставлены самим себе. В пятницу Эбби завязала мне глаза, отвела в машину, а после четырехчасовой поездки, в течение которой без умолку болтала обо всем и ни о чем, усадила в каноэ и целый час гребла, пока я бездельничал и грозил перевернуть лодку. Звуки, запахи и вкус воды подсказывали мне, где мы находимся, но наверняка я не знал — до заката, когда Эбби причалила, посадила меня на песок и шепнула:

— Пообещай мне кое-что…

Мне даже не нужно было открывать глаза. Я вытянул ноги и почувствовал, как пальцы коснулись воды. Здесь мы провели последнюю ночь нашего медового месяца — разбили лагерь под кедрами, и дым костра струился сквозь ветви. Седар-Пойнт — крайняя юго-восточная оконечность штата Джорджия, небольшая полоска суши, которая поднимается из болота, словно мыс. Окруженный топями и поросший кедрами, дубами и осокой, этот маленький остров остается нетронутым и неизвестным даже большинству местных. В нескольких сотнях метров выше по реке лежит старинный городок Сент-Мэрис. Примерно в полутора километрах отсюда начинается штат Флорида. На юго-востоке, в восьми километрах, — пляж Фернандина. К северу — остров Камберленд. Между этими двумя пунктами — Атлантический океан. Седар-Пойнт — остров неограниченных возможностей.

Эбби пыталась быть сильной. Она открыла бутылку и разлила по двум пластмассовым стаканчикам мое любимое вино.

— Пообещай.

— Что?

— Скажи: «Обещаю».

— Но я не знаю, чего ты хочешь.

Она отхлебнула вина.

— Просто скажи.

— Обещаю.

— Это было неискренне.

— Если бы ты объяснила, что именно я должен пообещать, я бы постарался вложить немного чувства.

— Но ты обещаешь?..

— Обещаю.

Эбби помедлила, глядя на воду. Вдалеке мелькнул и исчез дельфиний плавник. Через несколько секунд показались еще несколько.

— Если однажды… со мной что-нибудь случится… возможно, я перестану быть собой, или даже хуже…

Я попытался остановить ее, но Эбби бывала чертовски упряма. Она отмахнулась.

— Я хочу, чтобы ты привез меня сюда. Прямо сюда. Любой ценой.

Она сжала мою руку. Игры закончились. Я прищурился, глядя на солнце.

— Обещаю.

Эбби легла, закинув ногу на ногу, точь-в-точь персонаж из «Тома Сойера», и принялась разглядывать свои ногти с облупившимся лаком.

— И еще кое-что…

Я приподнял бровь.

— По-моему, мы только что это проделали…

Эбби смотрела на прокопченные ветви у нас над головой.

— Однажды ты вернешься сюда и купишь эту землю.

Она все еще верила.

— Сомневаюсь, что это место существует на карте.

— Значит, оно обойдется тебе недорого. Обещай.

— Обещаю.

Дельфины в погоне за кефалью показались в нескольких футах от берега. Один из них взвился в воздух, перевернулся, сверкнул, потом с плеском плюхнулся обратно и забил по воде хвостом. Эбби взвизгнула от восторга, набралась смелости, вошла в воду, и дельфины окружили ее, касаясь своими телами.

8 июня, утро

Когда я проснулся, было темно и пасмурно. Собирался дождь — то и дело в реку с неба падали капли. В углу стояла бамбуковая удочка. Я лежал в предрассветном полумраке. Мы с Эбби переплелись ногами, и у меня онемела ступня. Нога у нее была гладкая и теплая. Через час после рассвета заработал мотор, и самолет пронесся над крышей.

Шум разбудил Эбби. Она прижалась ко мне. Видимо, у нее что-то было на уме, потому что жена, не тратя времени даром, ткнула в угол:

— Она не сломана?