— Да ты… — только и успел вскрикнуть Антоха и был отброшен в стену.

Разъяренный амбал налетел на меня, толкнул в стену спиной и сжал горло. Он сверлил меня бешеным взглядом, лишая воздуха, а я вместо сопротивления почему-то прижала руки к животу. Не дралась, не пинала, смотрела ему в глаза и видела там тревогу и горе за злостью.

— Прости, я не думала, что так все выйдет, — прохрипела, задыхаясь.

— Потому что ты эгоистичная безмозглая сука, что думает только о себе и своих вы*бонах! Я ему говорил, что ты, гадюка такая, ему только гемор принесешь и душу выешь, не слушал меня.

— Пусти к нему.

— Пошла на х*й! Я тебя лучше своими руками прикопаю, но Яра добивать не дам. — Он еще сильнее сжал мою шею, и в глазах замельтешило.

— Да что вы себе позволяете! Прекратите это немедленно! — кричал где-то неподалеку женский голос. — Кто-нибудь! Вызывайте милицию!

Боев ослабил захват, оторвал меня от стены и с силой пихнул. Еле устояла на ногах.

— Пальцем никогда ни одну бабу не трогал и об тебя мараться не стану. Пошла отсюда на хер и из дома съезжай. К Яру еще хоть близко подойдешь — возьму грех на душу.

— Пусти! — уперлась я.

— Пошла. На. Х*й!

На полу застонал Длинный, народу, орущего о безобразии, стало больше, но мне было плевать. Я должна попасть к моему гризли.

Нашарив полоумным взглядом штатив с капельницей, я схватила одну бутылку с лекарством и шарахнула дном об стену. Выставила перед собой трясущейся рукой стеклянную «розочку», оскалившись на Андрея.

— Свали с дороги по-хорошему! — зашипела сквозь зубы. — Я к нему хоть как пройду.

Сзади уже визжали, звали на помощь.

— Да кому ты грозишь, идиотка! Я же тебя с твоей стекляшкой по стене размажу! — двинулся Боев опять на меня.

— Пусти, мне к Яру надо! — выкрикнула я и махнула на уровне его лица своим оружием.

— Ты глухая или тупая? По твоей вине его чуть не убили! У тебя в принципе хоть зачатки совести есть? Пошла отсюда!

— Нет. Я его не брошу.

— Не бросишь, да? До конца добивать станешь? А подумала, на кой ты ему после такого сдалась? Да ему и смотреть на тебя противно будет!

— Пусть сам и ска…

Боев сделал выпад, обманный, как оказалось, и я попалась, дернувшись в другую сторону, и он тут же стиснул мое запястье, выворачивая руку и заставляя отпустить стекло. Но внезапно под мое почти уже истеричное «Пусти-и-и!!» в его бок врезался очухавшийся Длинный, и одновременно из-за правой двери донеслось мощное «Ро-о-окс!!!»

Вырвавшись, я ломанулась, буквально вынося грудью преграду и вваливаясь в палату.

Яр, весь в бинтах, с черным от кровоподтеков, практически не узнаваемым лицом, сидел на краю высокой кровати и смотрел на меня мутным взглядом. Иголки капельницы выдернулись из катетера на ключице, верещал какой-то прибор.

— Гризли… — Мои ноги совсем предали, и я подошла к нему на полусогнутых. — Прости меня…

Захлебнувшись в рыдании, я осела на пол, обнимая его за лодыжки и утыкаясь лбом в сбитые колени.

Следом за мной ворвался и Боев, заковылял Антоха, забежали врач и пара медсестер. Все, кроме Длинного, принялись орать на меня, пытаться оттащить, укладывая Яра обратно. Но он намертво вцепился в мою руку.

— Отвалите, — рявкнул Камнев, ложась назад, но так и не отпуская меня.

— Да как вы меня достали, *банаты психованные! — в сердцах хрястнул в стену кулаком Боев. — Да не тащите вы эту, он же реально за ней и дохлый поползет!

Персонал оставил меня в покое, все так же ревущую навзрыд. Проверили повязки Яра, поставили опять капельницу, прочитали лекцию о необходимости покоя и что посторонним вообще тут делать нечего, но все же свалили, подчиняясь тяжелому визуальному приказу Андрея. А тот схватил помятого Антоху за шкирку и увел, хорошенько хлопнув дверью.

Яр тяжело вздохнул, прикрывая глаза, сейчас больше похожие на узкие щелки. Я кое-как смогла взять под контроль свое состояние, прекратив лязгать зубами и рыдать.

— Прости меня. Я виновата. Это я наговорила Комару про тебя всяких гадо…

— Хватит, — оборвал меня Яр. — Я и сам отличился.

— Все будет хорошо, — затараторила, поглаживая его ладонь. — Я буду тут, пока ты не поправишься. Буду все дел…

— Нет, — с неожиданной жесткостью отрезал он. — Ты мне тут в качестве сиделки не нужна.

Внутри все как заледенело.

— Яр, пожалуйста. — Мне было сейчас плевать, что я реально жалко заскулила, вцепляясь в его ладонь. — Я не безнадежная, честно. Поверь в меня еще разочек, умоляю.

— Рокс…

— Нет-нет, пожалуйста-пожалуйста! Я готовить научусь. И убирать. И белье это сраное стирать и вешать! Другие же могут, и я смогу. И ругаться завяжу. Я к психологу ходить буду. Нормальная стану. Потерпи меня еще, а?

— Замолчи! — рявкнул он и застонал. — Не нужно мне всей этой херни, ясно?

Не нужно. Ясно. Горло сжалось сильнее, чем под пальцами Боева, тянущая боль от заледеневшего враз сердца полилась вниз, в живот. Противно затошнило. От себя. Опять все испортила. Опять не нужна. И что теперь? Продолжать цепляться? Сказать о ребенке? Но это же вообще дно. Если я его достала сама по себе и он прозрел, не желая меня больше видеть, то ребенок — это типа как подлость с моей стороны. Он ведь правильный и, конечно, сделает все, как положено. Вот только мне он нужен, он, а не его гребаная порядочность. Нужен тот мужчина, что еще недавно меня зверски хотел, трахал до изнеможения, а когда уже сил не оставалось, глазами жрал. Что ковырялся во мне, потому что знать хотел, потому что не насрать на меня, даже если я пустышка и не стою и времени потраченного. Медленно разжала пальцы, вытерла щеки, попятилась от кровати.

— Ага, поняла, — закивала, стараясь смотреть хоть куда, только бы не на него.

— Куда пошла? — Яр каждое слово произносил как через силу. Отрывисто и на выдохе. Ему ведь правда покой необходим, а тут я, ворвалась со скандалом.

— Я…

Что сказать? Пойду и сдохну где-нибудь, где никто не увидит? Не насмерть, нет, опять какой-то частью. Ведь у меня внезапно есть ради кого выжить.

— Ты мне не нужна как сиделка, Рокс. И как кухарка. Уборщица и прачка тоже никуда не упиралась. Жил до сих пор без обслуги и дальше проживу. И как тупо дырка для секса не нужна. Мне моя женщина нужна, поняла? Жена, любимая. Без беготни, без хождений кругами. Без сомнений в том, что ты со мной. Раз и навсегда. Сюда иди.

Он хлопнул ладонью по своей койке и, скривившись и охая, сдвинулся, освобождая больше места.

— Сдурел! — метнулась я к нему, замерла, не зная, где его и тронуть-то можно. — Лежи спокойно! У тебя швы разойдутся и раны откроются!