«М-о-р-я-к п-о-ш-е-л в м-о-р-е в м-о-р-е в м-о-р-е ч-т-о п-р-е-д-с-т-а-л-о е-г-о в-з-о-р-у в-з-о-р-у в-з-о-р-у».

Проходили дни, затем недели, затем месяцы. Если бы был другой обходной путь, Владыка уже торжествовал бы победу. В конце концов, Мудрецы сложили все пророчество:

Моряк пошел в море, в море, в море,

Что предстало его взору, взору, взору.

И все, что предстало его взору, взору, взору,

Было дном глубокого синего моря, моря, моря.

Мудрецам сразу стал понятен смысл пророчества. Они поняли, что где-то в Нижнем Королевстве родился мальчик, который станет моряком и использует силу моря, чтобы победить Владыку. Мальчик с глазами такими черными, как дно глубокого синего моря. Мальчик, у которого были уже исчезнувшие у людей жабры и несколько чешуек или, может быть, что-то похожее на плавник на спине.

Но Мудрецы знали, что и Владыке должно быть известно это пророчество, поскольку его шпионы были повсюду, особенно среди официантов Клуба Мудрецов. Они знали, что он знал, что они знали, что он знал.

Все они знали, что сначала Мудрецы должны найти мальчика, обладающего силой, которой подчиняется море, а потом отвезти его туда, где он рос бы, не зная ни о своем могуществе, ни о своей судьбе. Мудрецы должны были отыскать мальчика раньше, чем это сделает Владыка, поскольку он повернул бы мальчика к силам тьмы.

Но кто был этим мальчиком? Где был этот мальчик? Была ли вторая салатница со вторым стихом пророчества давно утеряна, как думали Мудрецы? Известна ли вторая часть пророчества древней старухе в лесу Хазчиллен-бокен-вокен близ моря, где маленький мальчик с глазами цвета темного ила плавал вместе с дельфинами?

Да, это было именно так.

Это рассказ о садовнике, который вырастил единственную и самую прекрасную розу, какую когда-либо видел мир. Это была черная роза, и она цвела целый год, что было невозможно.

Услышав об этой розе, король пожелал сам посмотреть на нее. Со всей своей свитой он целых семь дней скакал к скромному домику садовника. Утром седьмого дня он, наконец, доехал и увидел розу. Она была даже прекрасней, чем представлял король, и он пожелал такую иметь в своем саду.

— Как вам удалось вырастить эту прекрасную розу? — спросил король садовника, который молча стоял рядом.

— Я посадил эту розу в тот день, когда умерла моя жена, — ответил садовник, глядя на цветок. — Этот глубокий черный цвет как раз и есть точный цвет ее волос.

Король обернулся к слугам и сказал:

— Выкопайте этот розовый куст и перенесите его во дворец. Он слишком красив, чтобы расти не у меня, а у кого-то другого.

Но когда куст пересадили во дворец, он прожил только год, а потом сморщился и погиб. Король, который смотрел на него каждый день, рассердился, решив, что в этом виноват садовник, и тут же решил его наказать.

Но когда король прибыл в домик садовника, то был поражен, увидев, что там растет розовый куст с единственной розой. На этот раз роза была зеленой и даже более прекрасной, чем черная.

Король снова спросил садовника, как тот вырастил такую прекрасную розу.

— Я посадил эту розу в годовщину смерти моей жены, — сказал садовник, глядя на цветок. — Цвет этой розы — это цвет глаз моей жены, в которые я смотрел каждое утро. Роза выросла благодаря моей любви к жене.

— Забрать розу! — приказал король, повернулся и целых семь дней скакал обратно к себе во дворец. Такой прекрасный цветок не должен расти у обычного человека!

Зеленая роза цвела два года, и король любовался ею каждый день. И вот однажды утром роза умерла, куст скрючился, лепестки опали на землю. Король собрал лепестки и два дня ни с кем не разговаривал. Затем сказал, успокаивая себя:

— У садовника наверняка есть другая роза.

Короля обуяло такое нетерпение, что он скакал дни и ночи напролет, но дождями смыло мосты, и ему все равно пришлось потратить семь дней, чтобы добраться до домика садовника. И там снова был розовый куст с единственной розой. Красной розой, такой прекрасной, что свита короля молчала, пораженная ее красотой, а сам король лишь махнул рукой дворцовому садовнику, чтобы тот забрал куст.

И хотя король не задавал вопросов, садовник сам заговорил, прежде чем лопаты коснулись земли вокруг розового куста.

— Я посадил эту розу по прошествии трех лет со дня смерти моей жены, — сказал он. — Цвет этой розы — это цвет ее губ, которые я впервые поцеловал в полнолуние, в самую жаркую летнюю ночь. Эта роза растет благодаря моей любви.

Король, казалось, ничего не слышал, он просто не мог оторвать взгляда от розы. В конце концов, он отвел от нее глаза и повернул лошадь к дому.

Дворцовый садовник посмотрел, как король уезжает.

— Твои розы — это самое прекрасное, что я когда-либо видел, — сказал он. — Они растут только благодаря твоей великой любви. Но зачем их растить, если у тебя все равно забирают эти воспоминания?

Садовник улыбнулся и ответил:

— Мне не нужно ничего, чтобы помнить о жене. Когда я иду в одиночестве под ночным небом, то вижу черноту ее волос. Когда луч света попадет на зеленое стекло бутылки, я вижу ее глаза. Когда заходящее солнце окрашивает красным цветом холмы, а ветер касается моих щек, я чувствую ее поцелуй. Я вырастил первую розу, потому что боялся, что могу забыть. Когда розы не стало, я понял, что ничего не потерял. Никто не может забрать память о моей любви.

Дворцовый садовник нахмурился и снова начал копать землю у куста. Затем спросил:

— Но почему же ты продолжаешь выращивать эти розы?

— Я выращивал их для короля, — ответил садовник. — У него нет собственных воспоминаний и нет любви. И, в конце концов, это же всего лишь цветы.

У меня есть два меча. Один зовут «Печаль», а другой — «Радость». Это не настоящие их имена. Не думаю, что есть на свете хоть один живой человек, который знает буквы, выгравированные на их черно-синей стали.

Я — знаю, но я не живой. Однако, и не мертвый. Ни то ни се, колышущееся в сумерках, и проснувшееся, и спящее, помещенное в некие границы, приколотое к доске, отчего я не могу двинуться ни назад, ни вперед.

Я отдыхаю, но я не сплю и не дремлю. Я просто вспоминаю, а воспоминания наваливаются одно на другое, смешиваясь и соединяясь до тех пор, пока я не запутываюсь, когда или где, как или почему. В сумерках становится совсем невмоготу, и я поднимаюсь из моей ужасной постели, чтобы выть на луну или бродить по коридорам…

Или сидеть под мечами в старом плетеном кресле, надеясь на стук случайного посетителя, надеясь на перемену, на шанс…

У меня есть две дочери. Одну зовут Печаль, другую — Радость.

Это не настоящие их имена. Не думаю, чтобы даже они помнили, как их звали в далекие дни их юности. Ни они, ни я не помнят имени их матери, хотя иногда, во время моих дневных мечтаний, я могу уловить мелькание ее лица, ощущение ее кожи, вкус ее губ, шуршание рукава, когда она покидает комнату… и мои воспоминания.