Но не попросил, продал, правда, рецепт оставил себе. Это плохо. Хотя, не станет же он спрашивать норину, пьёт ли она капли? Хотелось надеяться, что не станет.

— О, а вот и ты!

Сердце ушло в пятки.

Побледнев, я чуть не выронила пузырёк, но, вспомнив, что за мной наблюдают, туманно намекнула, что это связано с женским нездоровьем.

Быстро засунув бутылочку за бюстье, обернулась к Тьёрну. Судя по взгляду, он догадался, что я совершила что-то противозаконное, но промолчал, позволил выйти на улицу и только тогда спросил:

— Ну, и что ты купила?

Я покраснела, лихорадочно придумывая ответ.

— Дай сюда, я посмотрю.

Я отпрянула, отчаянно замотав головой. Выдала себя с потрохами.

— Там кое-что… Словом, для спальни.

Шоан, пусть он не станет расспрашивать!

— Для спальни, говоришь? — Тьёрн скептически вскинул бровь.

— Ну да. Просто с этим лучше… — я окончательно стушевалась.

— А, по-моему, ты и без всяких ухищрений хороша. Или там наркотик?

Я отчаянно закивала, заверив, что хозяин любит заниматься любовью, предварительно выпив эту дрянь. Я слышала, есть такие наркотики. Только их нюхают или жуют. В публичном доме продавали такие — значит, клиенты их покупали. Наверное, чтобы расслабиться, испытать что-то новое.

— И ты утверждаешь, что виконт Тиадей это принимает?

Я промолчала, неопределённо поведя плечами.

Оговор норна — очень серьёзно. Местного квита я не знала, но знакомиться не желала.

— Дай сюда бутылочку — хочу прочитать название.

— Его там нет! — быстро выпалила я.

— Странно… Хорошо, спрошу у аптекаря.

Какая теперь разница, терять всё равно нечего…

Я стремительно проскользнула мимо озадаченного Тьёра и со всех ног бросилась прочь.

Вспомнила о заколке, которую сделал для меня кузнец, и поблагодарила небо за то, что она всегда со мной. Вот он мой единственный способ избежать унижений и мучительной смерти. Если изловчиться, то ничего не почувствую.

Бежала, не разбирая дороги, натыкаясь на прохожих, утопая в сугробах. Снег набился в сапоги, ногам стало зябко, но остановиться и вытряхнуть его некогда.

Вдруг я на что-то наткнулась и нырнула носом в сугроб. Поднялась быстро, но Тьёрн был уже рядом. Пешая, путающаяся в мокрых юбках, я заведомо проигрывала всаднику.

— Поймал! — расхохотался Тьёрн, ухватив меня за шиворот и встащив на лошадь. — Я ведь сразу понял, что ты лжёшь. Я видел твоего хозяина: такому мужчине не требуется что-то пить, чтобы удовлетворить женщину. Во всяком случае, на первый взгляд. И он не похож на тех, кто балуется наркотиками. Уж поверь, если бы он развлекался с тобой под травкой, ты бы такой цветущей не была. Ты хоть представляешь, как наркотик действует на возбуждённого мужчину? Не отвечай, я заранее знаю ответ — нет. На твоём теле обязательно остались бы следы, синяки, кровоподтёки, без врача бы не обошлось.

Я молчала, покорно позволив привязать руки к луке седла.

— Ты хоть представляешь, какое наказание тебя ожидает?

— Да. Публичное истязание плетьми.

— Не меньше двадцати ударов кручёной плетью. А тут, думаю, и все тридцать. Напрасно я согласился взять тебя в деревню! А теперь посмотрим, что ты прячешь.

Он расстегнул наскоро застёгнутые пуговицы шубы и скользнул за ворот платья.

Я укусила его, чисто инстинктивно.

— Вот кошка! — в дополнение Тьёрн прибавил крепкое ругательство, облизывая окровавленное запястье. — Решила умереть на пыточном столбе? Ну, не идиотка ли? Ладно, один укус я стерплю, промолчу, но впредь используй зубы по назначению.

С некоторой опаской вновь коснувшись моей груди, маг двумя пальцами вытащил злосчастную бутылочку и прочитал этикетку.

— Понятно, детишек не хочешь, — с усмешкой протянул он. — И хозяин, разумеется, не знает.

— Пожалуйста, умоляю, снэр, милостивый господин, не говорите ему! — если бы могла, встала перед ним на колени, а так оставалось с мольбой смотреть в глаза. — Пусть лучше меня высекут за побег!

Тьёрн задумался, поигрывая бутылочкой. Я напряглась, как пружина.

Лишь бы не сказал, только бы не сказал!

— Ты поэтому сбежала?

Кивнула.

— Рецепт подделала?

Снова кивок.

Молчание мага затягивалось, а руки начинали коченеть. Стянутые, без возможности пошевелиться, они скоро потеряют чувствительность.

— Что же мне с тобой делать? — наконец подал голос Тьёрн. — Скажу — тебя жестоко накажут, а не хотелось бы. Ты симпатичная — а тебя изуродуют… Чисто по-человечески жалко, но по закону ты совершила преступление. Вот такая дилемма! Как тебя зовут-то, авантюристка?

— Иалей, снэр.

— Ну что, Иалей, бросим монетку? — усмехнулся маг. — Да, подставила ты меня знатно, выговор получу… Впредь наука — не связываться с чужими рабынями, какими бы хорошенькими они ни были.

— Я что угодно сделаю, снэр, не убивайте! — я припала губами к его руке.

Воображение уже рисовало реакцию хозяина на «радостную» новость. С его-то желанием иметь детей! И она обрушится на меня во всей своей красе не в комнатах, а в подвале, куда меня, несомненно, бросят после известия о побеге. Хоть я и торха, но по закону обязаны схватить, связать и провести допрос. Я не смогу даже увернуться от ударов.

— Всё-всё-всё? — лукаво поинтересовался Тьёрн. В глазах блеснул огонёк. Значит, есть нечто, в обмен на что он готов промолчать о каплях. Только вот что с аптекарем делать? Он ведь видел, что я убежала…

— Ладно, так и быть, сделаю вид, что ничего не находил, — усмехнулся маг. — В конце концов, ты не торха сэра Тиадея, а мне не поручали следить за рабынями гостей. И бегство замнём, хотя по мягкому месту тебя отшлёпают, совсем без наказания не выйдет. Скажу, что булавку отколола, я заметил, и ты убежала.

— Благодарю, благодарю вас, великодушный снэр! — я готова была расцеловать его.

— Но я же не сказал, что ничего не попрошу взамен. Кстати, бутылочку я забираю.

— Но, снэр…

— Хочешь вернуть? — он подразнил меня, потрясся каплями перед глазами и убрал за пазуху. — Тогда придётся кое-что сделать. Но сначала давай разберёмся с первым долгом.

Тьёрн достал нож и разрезал верёвки. Я с облегчением размяла пальцы, ожидая, чего же он попросит. Но он не попросил, а сделал — наклонился и поцеловал.

Я замерла, впервые ощущая вкус губ кого-либо, кроме хозяина, а потом ответила на поцелуй, догадываясь, что это часть платы за молчание. Остальную он, наверное, возьмёт на ближайшем постоялом дворе. Почему-то от мысли об этом противно не стало, только немного страшно.