Все по-прежнему молчали и избегали встречаться взглядом с сэром Джоном.

— Кто тут подрядился тебя убить? — обернулся командующий к Хуку.

— Вон тот, — кивнул Ник на Тома Перрила.

— Иди-ка сюда, — поманил того сэр Джон. — Давай, убей Хука. Убьешь — отдам тебе его женщину.

Перрил лишь боязливо выглядывал из-за плеча Уильяма Сноболла. Как управляющий лорда Слейтона, тот имел некоторую власть, однако не осмеливался давать отпор самому сэру Джону Корнуоллу.

— Загвоздка только одна, — добавил сэр Джон, — чтобы получить женщину, вам сначала придется убить нас с Хуком. Так давайте же! Кто на меня?

Вытащив меч, сэр Джон ждал. Никто не двинулся с места, никто не раскрыл рта.

— Вот этот и есть тот священник? — ткнул командующий пальцем в сэра Мартина, не вылезающего из-за спин латников.

— Он самый.

— Меня зовут Джон Корнуолл, — гаркнул сэр Джон. — Кое-кто из вас меня знает. Хук — мой винтенар! Он мой человек, под моей защитой, как и эта девушка! — Обняв Мелисанду за плечи свободной рукой, концом меча он указал на сэра Мартина. — Ты, священник, выйди сюда!

Тот не пошевелился.

— Выйди-выйди, — кивнул ему сэр Джон. — Иначе я сам тебя вытащу.

Сэр Мартин с подергивающимся лицом выдвинулся боком из-за спин латников, то и дело оглядываясь, куда бы скрыться, однако сэр Джон рявкнул громче, и сэр Мартин не посмел ослушаться.

— Он священник! — провозгласил сэр Джон. — Значит, ему и быть свидетелем обета. Клянусь вот этим мечом и костями святого Кредана: если с головы Хука упадет хоть волос, если на него нападут, ранят или убьют, я тебя найду и прикончу.

Сэр Мартин, глядевший на командующего как на ярмарочную диковину — то ли пятиногую корову, то ли бородатую женщину, — с той же озадаченной миной воздел руки к небу и запричитал:

— Прости ему, Господи, прости ему!

— Пастырь, — начал было сэр Джон.

— Рыцарь! — прервал его сэр Мартин с неожиданным жаром. — На одном коне дьявол, на другом Христос. Знаешь, что это значит?

— Еще бы! — Сэр Джон приставил меч к горлу священника. — Это значит, что если кто-то из вас, дерьмобрюхих крысоедов, тронет Хука или его женщину, будете иметь дело со мной. Голыми руками выдерну ваши вонючие кишки через задницу и отправлю дрянные душонки в преисподнюю. С воплями и стонами. Убью сам лично!

В гробовой тишине сэр Джон со стуком задвинул меч в ножны. Он не сводил глаз с сэра Мартина, словно подстрекая того бросить вызов, однако священник уже витал мыслями в привычных грезах.

— Пошли, — бросил сэр Джон. Отойдя от лагеря за пределы слышимости, он расхохотался: — Ну что ж, дело улажено!

— Спасибо! — с явным облегчением выговорила Мелисанда.

— За что? Я лишь повеселился, детка.

— Ему и вправду такое в забаву, — заметил отец Кристофер, услышав рассказ о приключении. — Он получил бы еще больше удовольствия, вызови его кто-нибудь на поединок. Биться он любит.

— А что за святой Кредан? — спросил Хук.

— Саксонец. Норманны, придя в Англию, решили, что Кредану не место среди святых — он ведь был простым саксонцем-крестьянином, как ты, Хук. И хотели сжечь его кости. А те обратились в золото. Сэр Джон его любит, уж не знаю почему. — Священник наморщил лоб. — Он не так прост, как обычно прикидывается.

— Он добрый, — вставил Хук.

— Может, и добрый, — согласился отец Кристофер, — только гляди, чтоб он от тебя этого не слышал.

— Вы поправляетесь, святой отец.

— Да, благодарение Богу и твоей женщине, Хук. — Священник взял Мелисанду за руку. — Пора тебе стать благородным человеком и на ней жениться.

— Он и так благороден, — отозвалась Мелисанда.

— Значит, пора делать его семейным, — улыбнулся отец Кристофер. Мелисанда взглянула на Хука и через мгновение кивнула. — Может, для того меня Господь и сберег. Надо вас повенчать еще до отплытия из Франции.

Судя по всему, отплывать из Франции предстояло скоро. Гарфлёр оставался непокоренным, английскую армию косила болезнь, время двигалось неумолимо. На дворе стоял уже сентябрь. Неделя-другая — и придут осенние дожди с холодами, урожай благополучно ссыплют в хранилища за крепостной стеной, и пора военных кампаний закончится. Времени оставалось все меньше.

Война, начатая Англией, грозила завершиться крахом.

* * *

В тот вечер Томас Эвелголд бросил Хуку огромный мешок. Ник отпрянул, чтобы не расплющило тяжестью, однако мешок оказался на удивление легким и лишь упруго отскочил, ударившись о плечо.

— Пакля, — пояснил Эвелголд.

— Пакля?

— Для зажигательных стрел. По пучку стрел каждому лучнику. Сэр Джон велел все приготовить к полуночи, а перед рассветом ждать в траншее. Белли уже варит смолу. — Управляющий сэра Джона Эндрю Белчер, прозванный Белли, начальствовал над кухонной челядью и погонщиками. — Зажигательные стрелы когда-нибудь делал?

— Нет, — признался Хук.

— Берешь стрелу с широким наконечником, привязываешь к головке горсть пакли, окунаешь в смолу и стреляешь навесом. Две дюжины на залп.

Эвелголд двинулся к остальным отрядам, а Хук принялся вытаскивать обмотку для стрел — в мешке оказались лохмотья немытой овечьей шерсти.

Ник разложил шерсть на семнадцать кучек, потом каждый из его лучников разделил свою долю на двадцать четыре клочка, по одному на стрелу. Шерсть приматывали к наконечникам кусками тетивы, выданными Хуком, а потом, выстроившись у котла Белли, окунали паклю в кипящую смолу и приставляли стрелы к пням или бочкам, чтобы вязкая смола затвердела.

— А что будет на рассвете? — спросил Хук у Эвелголда.

— Французы надрали нам задницу. Завтра наша очередь, — мрачно пожал плечами тот, словно не ожидая от вылазки ничего хорошего. — У тебя сегодня кто-нибудь умер?

— Коббет и Флетч. И Мэтсон долго не протянет.

Эвелголд выругался.

— Хороший лучник, а ради чего гибнет? — Сентенар плюнул в сторону костра и добавил: — Когда смола высохнет, надо взбить шерсть, чтобы легче загоралась.

Всю ночь в лагере царила суета. К передней траншее, ближайшей к барбакану, таскали огромные вязанки дров, при виде которых становилось понятно, что замышляется на рассвете: барбакан окружала канава с водой, и при атаке ее надо было чем-то заполнить.

Латникам сэра Джона приказали надеть полные доспехи. Из тридцати латников, отплывших из Саутгемптонской гавани в тот день, когда над флотом пронеслись лебеди в знак удачи, теперь в дело годились лишь девятнадцать. Шестеро умерли, остальных пятерых одолевали рвота, понос и лихорадка. Оставшимся в строю латникам помогали облачаться пажи и оруженосцы, которые пряжками пристегивали латы к кожаным поддоспешникам, натертым жиром — так металл ложился удобнее и двигался легче. Поверх налатников затягивали пояс для меча, хотя многие шли в атаку с алебардами или короткими копьями. Священник сэра Уильяма Портера выслушивал исповеди и раздавал благословение.