Сергей улыбнулся Светлане и сказал небрежно:

— Почему? То, что поздно уже? Так и к лучшему, ночью это тоже красиво. Да и стемнеет еще не скоро.

— А долго еще спектакль будет? — спросила она, задумчиво куря и рассматривая театральных зрителей в холле.

— В одиннадцать закончится. А тебе не понравилось? — озабоченно спросил Сергей.

— Понравилось, конечно, милый! — Наигранно возмутилась она. Даже, если бы не понравилось, правила игры нельзя было нарушать. В следующий раз Сергей мог не пригласить ее из Москвы. Не к добру он стал таким задумчивым все время.

Она честно весь спектакль делала восхищенные глаза. В конце даже ее немного проняли слова актера вещавшего о странной судьбе Кончитты. Но она все-таки с большим удовольствием покинула зал. Очень ей хотелось покурить. Сергей, ступая за ней, словно околдованный продолжал медленно отвечать даже на пустяки. Светлана понимала, что ее парень находится еще под впечатлением, и разрушать этот его романтический экстаз она не спешила.

Только уже в катере укрывшись пледом от свежего воздуха Невы, она сдуру сказала:

— Но, вообще, глупость конечно.

Сергей недоуменно посмотрел на нее, и Светлане пришлось пояснить:

— То, как Кончитта себя повела после смерти Резанова. Она — дочь губернатора могла бы удачно выйти замуж, родить прелестных детей, воспитать их, увидеть внуков. А вместо этого заперлась в итоге вообще в монастыре. Просто жизнь загубила.

Сергей, странно мотнув головой и отпив из жестяной банки коктейль, сказал:

— Ну, она любила его.

— Полюбила бы другого. — Безапелляционно заявила Светлана.

— Наверное… — неопределенно высказался Сергей и через некоторое время, показывая на Михайловский замок, сказал: — Вот здесь нашего последнего романтика-Императора убили. Павел, как бы его потом не очерняли, совершил великие дела. Чего стоит только его дозволение в гвардейских полках служить простым людям. Он пытался реформировать армию. Призывал не забывать о чести человека, а не только дворянина. Столько народу из ссылки вернул, что по идее ему бы памятник надо было поставить при жизни. Но его просто убили… Причем есть веские основания думать что по заказу Британии. Павел срезал как ножом торговлю с ней, пытаясь ослабить потенциального противника. И наша аристократия, которая жила за счет продажи зерна конечно ооооооочень была ему «благодарна». Павел вообще… часто шел наперекор высшим слоям общества. Словно специально. Кто-то видит в этом идиотизм, кто-то простой деспотизм, но я, работая в институте с его периодом, видел во многом действительно гениальность. Британия бы за лет пять-десять потеряла бы статус владычицы морей, если бы Павел остался на троне. Коалиция флотов заставила бы Британию очень крепко подумать над своим поведением. Да и война с Наполеоном… Она бы по-другому шла. Если бы вообще случилась. И можно было бы сказать так… Москву бы точно не спалили.

— Откуда ты знаешь? — насмешливо спросила Светлана.

— Павел был рыцарем. Причем в лучшем значении этого слова. Наполеон это ценил в нем. Будучи еще консулом, Бонапарт разрешил пленным русским с развернутыми знаменами вернуться на родину. А Павел просто, чтобы не быть неблагодарным выдворил из Митавы претендента на французский трон. Павел был готов к альянсу с Наполеоном. И в отличие от Александра, от Павла Бонапарт подлостей не ждал.

Светлана кивала, но не смогла не задать вопрос:

— Слушай, а какой в этом толк? Вот все это знать, гадать как бы было, если бы то или это… Все же давно прошло.

Усмехаясь, Сергей сказал:

— Все в этом мире повторяется с точностью до запятой. Или даже не так… Все на планете проистекает одно из другого. Я когда привязку делал, доказал своему преподавателю, что причины второй мировой войны кроются именно еще во временах Наполеона. Точнее в крови французской революции. До хрипоты спорили. Меня даже один раз выгнали с занятий. Я ему казался очередным еретиком. Но потом пригласили на квартиру другого профессора и там меня все-таки выслушали. Такие же мысли давно и не только меня посещали, а вот разбираться с дипломатической перепиской, в родословных, в экономике тех периодов, брались только единицы. Чувствуешь, как все запущено. Французская революция породила в итоге не только Наполеона, но и Гитлера в двадцатом веке. А если брать совсем абстрактно, то и конечно Сталина с Лениным.

— И что из этого?

Сергей задумчиво посмотрел на темнеющее небо Санкт-Петербурга. Белые ночи кончились, но совсем темнело еще очень поздно. И он рассчитывал до темноты вернуться домой. В городе после известных событий ночами стало опасно. Грабили на улицах, и милиция почти ничего не могла с этим поделать. Хорошо хоть не убивали почти.

— Что из этого? — повторил негромко вопрос Сергей. — Да все просто. Пружина, спущенная тогда, сжимаясь и разжимаясь, бьет по миру, словно набат какой-то… Последствия именно тех времен отдадутся нам и сейчас. И может быть идет в мир очередной Наполеон…

— Слушай, ты меня пугаешь. — Призналась Светлана, больше кокетничая и передергивая плечами.

— Я сам себя пугаю, когда думаю, что причины уже французской революции кроются в революции Кромвеля. Но доказать не могу. Слишком разные люди были эти двое. Первый консул французской республики и Лорд-протектор Англии. Но если докажу…

— То что? — Спросила, недоумевая от затянувшегося молчания, Светлана.

Сергей, улыбаясь чем-то своему, сказал:

— Тогда многое станет понятнее. Тогда все будет по-другому…

— Что будет по-другому? — еле скрывая раздражение, спросила Светлана. — Тебя же из института уже выгнали и обратно не примут на работу после твоих выкрутасов. Почему ты продолжаешь всей этой ерундой забивать себе голову? Займись, наконец, делом. Отец же тебя просит помогать ему. Я буду очень рада тоже, если ты станешь со своим отцом работать.

— Это не ерунда. — Не обижаясь, мягко сказал Сергей. — А что из института поперли… Ну и что? Что мне мешает заниматься дальше наукой? Причем я уже получил приглашение за границу. Пока только преподавать. Посмотрим, может и исследованиями там смогу заниматься.

— Ты хочешь уехать? — Изумилась Светлана, которая столько времени потратила на этого оболтуса и теперь все грозило оборваться.

— Не знаю. — Пожал плечами Сергей. — Ничего не решил еще. Но, здесь в стране после моего участия в мятеже мне дорог нигде не дадут. Так что я перед большим выбором…

Светлана, прижимаясь плечиком к Сергею, спросила:

— А может, ты просто себя накручиваешь? Ну, кому там «наверху» есть дело до тебя?

Сергей пожал плечами и ничего не сказал. Будь он на месте тех кто «наверху» ему бы было дело до всех мятежников. Даже сочувствующих. Он бы никого из виду не выпустил.

Усмехаясь сам себе, Сергей подумал, что конечно он никуда не уедет, конечно, никто не даст ему подняться в науке, после ТАКОГО, конечно ему участие в мятеже еще долго будут припоминать, но разве это повод расстраиваться? Это просто повод начинать новую жизнь. Правда, оставалось одна мелочь, которую надо было сделать, чтобы закрыть хотя бы для себя вопрос с восстанием. Надо было завершить книгу. Описание мятежа. Упорядочить материал, дневники, расписать, сделать ссылки на подобное в истории… И выслать в Мюнхен, где эту книгу уже ждали. Книге обещали безумный успех. Весь мир хотел увидеть произошедшее в России глазами очевидца. Им в мире было посрать что это вообще-то трагедия для России, им хотелось подробностей. Сергей даст им подробностей. Сергей напишет. Но он не будет писать заказанное кровавое месиво. Он напишет правду и только правду. Обо всем. О Владимире, об Илье, о Викторе, о других с кем общался. О полковнике, который пришел к ним за миром и ушел с миром. О людях, что, жертвуя собой, оставались в городе, исключая его бомбежки. О тех, кто знал, за что страдает. За то, чтобы в их городе наконец-то появилась нормальная власть, а не ворье, гребущее под себя.