Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надеюсь, что я, не впадая в многословие, познакомил вас с новыми обстоятельствами и они теперь вам понятны.
Приехали мы достаточно поздно, но не в полной ещё темноте и смогли разглядеть большой колокол, подвешенный к крыше дома. Верёвка от него шла внутрь и тянулась сквозь нашу спальню в столовую. Г. О. углядел её, пока мыл руки к ужину, и принялся дёргать. Мы с Дикки не возражали.
Результатом стараний нашего младшего братца стал мрачный и громкий колокольный гул. Отец крикнул нам, чтобы мы прекратили. Г. О. так и сделал.
Мы все спустились вниз и почти уже сели ужинать, когда гравий на улице перед домом зашуршал под множеством ног. Отец кинулся поглядеть, в чём дело, и, возвратившись, сказал:
– Вся деревня – половина уж точно – сбежалась узнать, что случилось. В этот колокол звонят только в двух случаях: при пожаре или при нападении грабителей. Ну почему вы, дети, никак не отучитесь за всё хвататься руками?
Дядя Альберта его успокоил:
– Сон следует за ужином столь же естественно, как плоды за цветами. Это убережёт нас хотя бы сегодня от новых проделок, сэр. А уж завтра я им растолкую, чего делать нельзя ни под каким видом в нашей сельской обители.
Ну, нас сразу же после ужина и отправили спать, а потому мы в тот вечер ничего больше не увидели.
Утром мы встали довольно рано, и вот тут-то нам показалось, что пробуждение наше произошло в новом мире, богатом сюрпризами, похоже выходившими за рамки самых дерзких мечтаний, как выразился по такому же примерно поводу автор одной книги.
Перед завтраком мы где только не побывали, но, усевшись за стол, убедились, что ещё и четверти интересного не углядели. Столовая вид имела самый сказочный: чёрные дубовые панели, фарфоровая посуда в угловом шкафчике с застеклёнными дверцами, запертыми для надёжности, тяжёлые зелёные портьеры. А ещё нам на завтрак дали мёд в сотах.
После завтрака отец собрался в город. Дядя Альберта, у которого была назначена встреча с издателем, отбыл вместе с ним. Мы проводили их на станцию, и отец на прощание вручил нам длинный список того, что делать нельзя. Начинался список так: «Не дёргайте за верёвки, если не знаете, что после этого произойдёт на другом их конце». А заканчивался заклинанием: «Ради всего святого, постарайтесь ничего не натворить до моего возвращения в субботу!» Ну и, конечно же, между первым запретом и последней слёзной просьбой содержалось много других призывов.
Мы пообещали вести себя примерно, после чего поезд со взрослыми отъехал. Мы махали им вслед, пока состав не скрылся из виду, а потом направились домой. Дейзи устала. Освальд донёс её на закорках.
– Ты мне нравишься, Освальд, – сказала она, когда мы пришли.
Неплохая малышка, и Освальд был рад, что, проявив доброту, исполнил свой хозяйский долг.
И мы продолжили знакомство с местностью. Глаза у нас разбегались. Мы просто не знали, с чего лучше начать.
К тому времени, как обнаружился сеновал, каждый из нас успел порядком устать, однако, взяв себя в руки, мы занялись строительством форта из брикетов сена – больших таких, хорошо спрессованных кубиков. Время с ними пошло очень весело.
А потом люк в полу внезапно открылся и из него высунулась голова, которая пожёвывала соломинку. Мы тогда ничего не знали о жизни за городом, и появление головы без туловища нас несколько испугало, хотя почти тотчас выяснилось, что туловище на самом деле тоже имелось, даже с ногами, стоящими на одной из ступенек лестницы под люком.
– Не дайте хозяину поймать вас на порче сена. Вот и всё, что я вам скажу, – обратилась к нам голова. Говорила она нечётко. Ясности речи мешала соломинка.
Не слишком приятно осознавать своё невежество, но что было, то было: до похода на сеновал мы представления не имели, что сено портится, если люди треплют его и мусолят руками, и лошадям оно потом не очень-то по вкусу. Запомните на всю жизнь!
Голова нам ещё кое-что поведала про сельские обычаи и скрылась под полом. А мы ещё повертели ручку соломорезки, без всякого для себя вреда и увечий. Вопреки, между прочим, утверждению нового знакомца, что стоит до неё дотронуться, как «все пальцы отбреет на корню».
Мы сели на пол, присыпанный чистой, приятной трухой, которая наполовину состоит из порубленного сена. Те из нас, у кого ноги поместились в проёме верхней дверцы, свесили их вниз. И мы стали сверху обозревать двор фермы, утопающий в жидкой грязи, которая хлюпает под ногами, если на него спуститься, но очень занимательный.
Тут Элис сказала:
– Теперь, когда мы все здесь, а мальчики достаточно устали, чтобы сидеть спокойно, я хочу созвать совет.
– И по какому же поводу? – спросили мы.
А она ответила:
– Сейчас расскажу. Г. О., перестань елозить! Если тебя щекочет солома, сядь на подол моего платья.
Это у него из-за любви к коротким штанам. Они вечно не дают ему почувствовать себя так же удобно, как мы, остальные, в своих длинных.
– Только обещайте не смеяться, – продолжила Элис и, сильно покраснев, посмотрела на Дору, которая тоже зарделась.
Мы пообещали. И тогда Элис начала:
– С Дорой мы это уже обсудили. И с Дейзи тоже. И даже записали, потому что так проще, чем говорить по памяти. Я прочту или ты? – повернулась она к Доре.
Дора сказала, что не имеет значения, Элис вполне сама с этим справится. Ну, Элис и принялась зачитывать. И хотя она немного тараторила, я всё расслышал, запомнил, а потом записал. И вот что это был за текст.
НОВОЕ ОБЩЕСТВО ЖЕЛАЮЩИХ СТАТЬ ХОРОШИМИ
Я, Дора Бэстейбл, а также Элис Бэстейбл, моя сестра, будучи в здравом уме и теле, запертые в своих комнатах после Дня джунглей и сидевшие на хлебе и воде, много думали о грехах непослушания и решили навсегда стать хорошими. С Дейзи мы тоже об этом поговорили, и ей пришла в голову одна мысль, так что теперь мы хотим создать Общество желающих стать хорошими. Идея принадлежит Дейзи, но мы думаем точно так же.
– Знаете, – прервала её Дора, – когда людям надо сделать что-то хорошее, они всегда создают какое-нибудь общество. Их тысячи, этих обществ. Например, Миссионерское общество.
– Да, – подтвердила Элис. – И ещё есть общества по предотвращению всякого-разного. И