Когда он закашлялся, она забеспокоилась. Он убедил ее, что все в порядке, и она ему верила до тех пор, пока они не остановились посреди танца и не вышли из круга танцующих. Его охватил приступ кашля, какого Лидия никогда не видела ранее.

— Уинстон! — Она положила руку ему на плечо, а он, согнувшись в пояснице, сотрясался конвульсиями кашля. — Чем я могу помочь?

— Извините, ничего страшного.

Но это была неправда. В углах его рта выступили капельки крови, а лицо стало восковым.

— Может быть, позвать Мозеса?

Он покачал головой, прижимая платок ко рту.

— Пусть он повеселится, — отдышавшись, сказал он. Но следующий приступ был еще сильнее, и Лидия всполошилась не на шутку.

— Уинстон, скажите, что мне делать?

— Мое лекарство…

Она поискала глазами Росса, но он стоял с мужчинами у бочки с пивом, и ей пришлось бы протискиваться сквозь плотную толпу танцующих, чтобы добраться до него. Она не хотела оставлять Уинстона надолго. Она дернула его за рукав:

— Где оно, Уинстон?

— Фургон…

— Пошли.

Она решила позаботиться о нем сама, а не искать, кто бы другой мог это сделать. Он может задохнуться насмерть прежде, чем она найдет помощь, и она знала, что ему будет крайне неловко, если она из-за него поднимет шум. Обняв его за талию, она повела его в темноту, туда, где расположились на ночь фургоны.

— Где ваш?

Слабым жестом он указал на один из фургонов, и, спотыкаясь, они направились к нему.

— Извините меня, Лидия, — все время повторял он.

— Ну, ну. Не говорите много, а то опять начнете кашлять.

— Я просто ненавижу себя за это.

— Это не ваша вина.

У входа в фургон она спросила:

— А вы сможете сами забраться внутрь?

Он кивнул и огромным усилием воли заставил себя подняться в фургон, тяжело дыша и останавливаясь, чтобы откашляться. Лидия ему помогла, и оба они очутились в фургоне, в кромешной тьме. Уинстон рухнул на постель. И здесь его охватил новый приступ кашля.

Привыкнув к темноте, Лидия нашла светильник и спички, и вскоре в фургоне загорелся слабый огонек.

— Где лекарство? — мягко спросила она.

Уинстон, задыхаясь, ловил ртом воздух. Он показал на небольшую деревянную коробочку. Лидия поднесла ее к нему, открыла крышку и увидела несколько пузырьков с лекарствами. Дрожащей рукой он указал ей нужное.

Она отставила коробку и открыла пузырек. Одной рукой подняв его голову, она прижала темно-коричневый сосуд к его рту. Он жадно глотнул и устало откинулся назад.

— Спасибо, Лидия.

— Вам лучше? — Ее брови тревожно изогнулись, рот напрягся от сострадания.

Локоны окружали ее лицо, как языки пламени. Кожа была влажна от волнения. Запах ее духов наполнил все это чисто мужское обиталище. Она и понятия не имела, сколь прекрасной казалась распростертому перед ней больному, который все бы отдал на свете, чтобы в этот момент быть сильным и здоровым.

— Мне уже лучше, — печально сказал он, желая, чтобы тот взгляд, который она обратила на него, был полон страсти, а не сострадания.

— Позвольте, я помогу снять это. — Она развязала шелковый галстук у него на шее и без всякого смущения расстегнула ворот рубашки.

Он сжал ее руки:

— Мозес сможет сделать это, когда придет. Возвращайтесь на праздник.

— Может, мне позвать его прямо сейчас?

Он покачал головой, не поднимая ее с подушки:

— Как только он заметит, что я больше не танцую, он тут же придет сам. — Он сильнее сжал ее руку. — Спасибо, Лидия.

— Ну, что вы. — Инстинктивно, по-матерински ее пальцы поправили прядь волос на его лбу. В этот момент Уинстон взял другую ее руку, поднес к губам и поцеловал.

Росс ворвался в фургон, как настоящий разбойник, рванув на себя парусиновую входную занавесь. Вздрогнув, Лидия оглянулась, но не раньше чем Росс успел увидеть то, что для его затуманенного ревностью сознания выглядело как любовная сцена.

Лидия отшатнулась от него. На нем не было больше ни жилета, ни шейного галстука. Рубашка была расстегнута, обнажив бугрящиеся мускулы и обильные волосы на груди. Лицо его было ужасно. Зеленые глаза сжигали ее, сверкая из-под густых бровей. В беспорядке разбросанные по лбу, его волосы были так же неукротимы, как и он сам. Под усами четко виднелась прямая твердая линия рта. Ноги широко расставлены, мускулы на бедрах напряглись и натянули ткань брюк.

Даже самый первый смельчак съежился бы от такой демонстрации физической силы. Его вид означал погибель любому, кто окажется его врагом.

— Росс? — прошептала Лидия.

— Трогательная сцена! — рявкнул он. Уинстон попытался подняться:

— Разрешите мне…

— Он болен. Я искала тебя. Он задыхался. Поэтому…

— Ты моя жена! — зарычал Росс, в два прыжка приблизившись к ней. Он схватил ее за руку и рывком поставил на ноги. — Я не хотел, чтобы ты была ею. И сейчас не хочу. Но пока ты ею остаешься, черт побери, ты и вести себя должна соответственно.

— Росс, послушайте, — слабо просил Уинстон. Меньше всего на свете он хотел доставить неприятности Лидии из-за того, что она была так добра к нему. — Вы обманываетесь. Ничего не произошло здесь…

— Пока! — выпалил Росс. — Просто я оказался здесь вовремя.

— Нет! — вскричала Лидия, пытаясь освободить свою руку.

— Пошли. — Он поднял ее и вынес из фургона наружу.

— Он болен. — Ее каблуки коснулись земли. Ей удалось освободить руку. — Я должна…

— Ты получишь то, чего хочешь. Но получишь от меня, своего мужа.

Она споткнулась и, чтобы не упасть, схватила его за ремень. Сверкающий гнев в его глазах испугал ее. Зубы у нее застучали, ноги подкосились.

— Что ты имеешь в виду?

Они уже подошли к своему фургону. Он поднял ее на руки и внес в фургон. Для этого ему пришлось согнуться вдвое.

— Ли…

— Ма забрала его. — Он засмеялся так, что по ее спине пробежал холодок. — До утра.

Бесцеремонно он бросил ее на постель. Она пыталась прикрыть ноги подолом платья. На его губах появилась нехорошая ухмылка.

— Не изображай оскорбленную невинность. Если у меня и были раньше сомнения, то сегодняшняя ночь их полностью развеяла.

— Нет! — Она попыталась отодвинуться от него в самый угол фургона. Ей было знакомо это выражение лица. Ранее она видела его у Клэнси. Это было неукротимое желание. Оно означало, что никакие просьбы и мольбы не помешают этому мужчине получить то, чего он хочет. Глаза Росса блестели от выпитого, но в них была и ярость, и страсть. — Нет, Росс, пожалуйста, — прошептала она закрывая грудь руками.