— Ваше величество, я слышал доклады о подобных действиях. Шейхи проповедуют в мечетях, что сегбаны опасны и подчиняются приказам неверных.

— Это наглая ложь, — возразил Махмуд.

— Селим столкнулся с теми же трудностями, когда хотел усовершенствовать армию, — заметила Накшидиль.

— Я не сомневаюсь, что за этим стоит Айша, — добавил я, но мое замечание осталось без внимания.

Валиде-султана обратилась к сыну:

— Мой лев, великий везир Алемдар знает, что делает. Это он создал сегбанов. Янычары должны гордиться, что он дал им новое войско. Он должен сделать так, чтобы янычары считали, что успехи сегбанов — это их заслуга.

— Думаю, ты права, — ответил султан.

— Ваше величество, простите меня за такую смелость, — начал я, — но мне в голову пришла одна мысль.

— Смелость нам как раз нужна. Рассказывай.

— Наверное, нам следует сделать какой-нибудь жест, чтобы янычары считали, что его величество поддерживает их. — Я оглядел помещение. — Может быть, построить фонтан.

— Я предлагаю кое-что получше, — сказала Накшидиль. — Мое жалованье чрезмерно щедрое. Я использую часть своих денег на строительство мечети для янычар. Это станет знаком поддержки не только им, но и улемам.

— Благородная мысль, — похвалил я, — в духе мусульманской благотворительности. — Сказав это, я встал, полагая, что Накшидиль зашла побеседовать с Махмудом наедине.

Султан велел мне остаться.

— Теперь ты главный чернокожий евнух, — напомнил он мне, — и ты всегда оставался верным моей матери. Я ценю твои советы.

Мы перешли в комнату отдыха, и Махмуд подал немому евнуху знак принести ему наргиле. Мы наблюдали, как чернокожий раб наполняет янтарную чашечку яблочным табаком, затем подносит к ней раскаленные угольки. Сладкий запах табака и бульканье воды в трубке успокоили нас, и на какое-то время каждый погрузился в свои думы. Накшидиль медленно вышла из состояния мечтательности и обратилась к Махмуду.

— Сын мой, я заметила тревогу в твоих глазах, — сказала она. — Я знаю, у тебя на душе неспокойно, ведь на тебе лежит груз ответственности за империю.

— Забот хватает, — ответил султан. — Выбрать правильный курс сможет лишь великий правитель.

— Не забывай, что великими правителями не рождаются, ими становятся, — сказала Накшидиль. — Они набираются сил и по мере этого придают силы народу.

Махмуд попыхивал трубкой.

— Я только об этом и думаю с тех пор, как стал падишахом. Но кто может сказать, что история приготовила мне?

— Историю делают люди. Бог подарил нам этот мир, однако настоящие правители обустраивают его. Я знаю, есть такие, кто считает, будто события возникают, словно гроза в небе, однако события творят люди. И люди отвечают за них.

— Это правда, — согласился я. — Вспомним Стамбул. Константин Великий основал этот город, он единственный соединяет два континента. Константинополь тысячу лет был столицей Византии. И понадобился такой человек, как Мехмед Завоеватель, чтобы Константинополь в тысяча четыреста пятьдесят третьем году стал нашим.

— Возьмем сегодняшнюю Россию, — предложила Накшидиль. — Екатерина бросила вызов всему миру, и мы дрожали при упоминании лишь одного ее имени. После ее смерти наши страхи исчезли. Теперь Наполеон завладел нашим вниманием и заставил нас повернуться к Франции. Некоторые правители бегут сломя голову, другие становятся жертвами событий. Мой сын, ты из рода воинов-всадников и должен идти впереди всех.

— Что ты хочешь сказать? — хмуро спросил Махмуд. — Ты ведь не предлагаешь завоевывать чужие страны?

— Chéri, Оттоманская империя уже не та, что была раньше. Это не нация завоевателей, как это было при Сулеймане Великолепном[89]. Он раздвинул границы империи от Белграда до Багдада. Но как это ни печально, часть того, что он завоевал в шестнадцатом веке, уже захватили Россия, Австрия и Франция. Мы должны сохранить то, что у нас осталось.

Султан кивнул, прося ее продолжить.

Накшидиль положила ладонь на его руку.

— Турция похожа на древнее дерево, корнями ушедшее глубоко под землю: его ствол широк и крепок, а ветви разрослись во все стороны. Восточная почва питает эти корни, а европейское солнце дает силы росткам. Пусть ветви стремятся к солнцу, чтобы было легче расцвести новыми идеями.

Пришел немой евнух и принес поднос со сладостями. Султан взял кусок халвы, посыпанный кунжутом. Он откусил кусочек и сказал:

— Продолжай.

— Ты должен смотреть дальше горизонта, — говорила валиде-султана. — Не забывай, что теперь французы указывают верное направление. Мы знаем, что революция сотворила ужасные вещи, но она также принесла новые идеи о свободе. К тому же у них появился Бонапарт, гениальный командующий. Его армии сильны, а народ процветает. Сын мой, вот что я тебе скажу — если Оттоманской империи суждено выжить, то мы должны рассчитывать на французов.

— Но Селим понял, что недостаточно лишь реформировать армию, — возразил я.

— Ты прав, Тюльпан. Махмуд должен изменить мышление людей. — Она снова обратилась к сыну: — Как султан, ты должен просвещать их, дать им возможность учиться и свободно думать.

Махмуд проглотил последний кусочек халвы и вытер руки.

— Нам следует начать с армии, — сказал он. — Нет сомнений в том, что ее надо готовить иначе и создавать для этого новые школы. Валиде-султана права. Мы обязаны создать такую армию, которая будет защищать нас, но мы также должны изменить мышление людей. Мы все знаем, сколь важно образование. Возьмем, к примеру, Тюльпана. Ты сам научился говорить на нескольких языках, и у тебя открылись глаза на мир. Без просвещения народ будет блуждать в потемках. — Произнеся эти слова, султан встал и поцеловал руку матери. — Будем надеяться, что нам скоро удастся добиться этих перемен.

Первые две недели Рамадана, которые положение луны определило на начало мая, мы следовали законам пророка — постились от зари до заката, а затем, когда раздавался выстрел пушки, пировали от заката до рассвета. Мы постились и пировали четырнадцать дней подряд, спали почти весь день, после захода солнца набивали желудки, в три утра снова ели и завтракали перед восходом солнца.

— Нам обязательно нужен наследник, — выпалила Накшидиль однажды днем. Мы играли в триктрак, чтобы не думать о еде.

— Я бы не стал так волноваться, — ответил я. — Еще не прошел год, как мы прибыли сюда, и, к сожалению, должен сказать, что две попытки переворота — с целью свергнуть Селима, затем Мустафу — и последующая смерть Селима причинили султану много неприятностей. К тому же следует учесть нынешние отношения с янычарами: добиться того, чтобы армия была довольна, пока идут реформы, — трудная задача для любого правителя.