Когда за мной пришли, я погладила ее по щеке окрашенной ладонью и вышла.

Тот, кто стоял за дверью, был Харшира; он был просто великолепен в своей переливающейся золотом льняной одежде, его широкую грудь пересекала золотая лента. В его глазах я не увидела никакой реакции на мое преображение, однако же он отвесил мне сдержанный поклон, и мы зашагали по галерее. Сумерки уже заползли в дом, и лестница была темной, а мы спускались туда, где в светильниках благоухало душистое масло и разливался мягкий желтоватый свет. Слуги сновали туда-сюда со свечами, тесня надвигавшуюся темноту. Когда мы проходили мимо них, они останавливались, быстро и почтительно кланялись Харшире, и он сдержанно кивал в ответ, плавно продвигаясь в ту часть дома, которая прежде была закрыта для меня.

От подножия лестницы мы повернули направо. Здесь проход расширялся в великолепный коридор, выложенный голубыми фаянсовыми плитками, потолок был усеян нарисованными звездами. Я перевела взгляд с покачивающихся впереди ягодиц главного управляющего на свои ноги, ступающие по безупречно чистому полу. Свет вспыхивал на маленьких драгоценных камнях, нашитых на новые сандалии, по одному у каждого пальца, и натертая маслом кожа светилась. Кайма тонкого голубого платья ласкала ноги, как легчайшее дуновение ветерка, поблескивая при каждом шаге, а когда я остановилась позади Харширы, струя шафранного аромата от моего тела поднялась из его складок.

Перед нами оказались массивные кедровые двери, Харшира постучал, и рабы тут же распахнули их. Послышались мужские голоса, взрыв грубого смеха, на нас резко повеяло теплым воздухом, и в глаза ударил поток яркого света. Маленькие бирюзовые подвески браслета на моем плече зазвенели, когда я с умыслом разжала руки и свободно опустила их вдоль тела.

— Госпожа Ту, — нараспев произнес Харшира и посторонился, пропуская меня вперед.

Я взглянула в его глаза. Они ничего не выражали. У меня в горле вдруг пересохло, и я шагнула в комнату.

Гуи уже поднялся и направился ко мне, и какое-то время я видела только его. Он тепло улыбался, весь мерцающий белым и серебряным, как само воплощение лунного бога; серебро было вплетено в его белую косу на плече, пектораль с серебряными бабуинами, священными животными Тота, украшала его белую грудь, серебряные браслеты охватывали его мускулистые руки, серебром отливали складки его длинного одеяния. Он был удивительный и прекрасный, и он был мой Мастер, и гордость охватила меня, когда он взял мои пальцы и поднес их к своим накрашенным хной губам.

— Ту, ты прекраснейшая женщина в Пи-Рамзесе, — прошептал он, подводя меня к гостям.

И только тогда я осознала, какая тишина воцарилась в комнате. Шесть пар глаз были прикованы ко мне, мужских глаз, оценивающих и любопытных. Я подняла подбородок и взглянула на них так надменно, как только смогла. Гуи тайком сжал мою руку.

— Госпожа Ту, — объявил он спокойно, — Мой друг и помощница. Ту, эти люди тоже мои друзья, за исключением генерала Паиса, он мой брат, и ты, возможно, уже слышала о нем.

Паис неловко выбирался из-за своего низкого столика, высокий, возмутительно красивый человек, с черными глазами и полными губами, тронутыми сардонической улыбкой. На нем была длинная парадная юбка, на этот раз желтая, а не красная, потому что я сразу узнала в этом человеке своего генерала. Все, что я могла сделать, — это удержаться, чтобы не броситься к нему тотчас с криком: «Это ты! Так ты уступил похотливым желаниям той пьяной царевны?» Он поклонился мне и медленно расплылся в улыбке.

— Очень приятно наконец познакомиться с тобой, — сказал он, растягивая слова. — Гуи много рассказывал мне о необычайно красивой и невозможно умной девушке, которую он прячет от людских глаз в своем доме. Он охранял тебя так ревностно, что я и не думал когда-нибудь встретиться. Но… — он игриво поднял палец, — ожидание стоило того. Позволь мне представить тебя еще одному военному человеку, моему товарищу по оружию, генералу Банемусу. Он командует лучниками фараона в Куше.

Банемус тоже был высокий, с крепким телосложением солдата. Он поднялся и поклонился, движения его были резкими и уверенными, но из-под копны кудрявых темных волос, скрепленных пурпурной лептой, смотрели добрые глаза. Уголок его рта пересекал красный шрам, до которого он время от времени рассеянно дотрагивался пальцами. Шрам казался свежим.

— Сейчас в Куше нечем особо командовать, — с улыбкой парировал он слова товарища. — На юге стало спокойно, и моим людям там нечего делать, кроме как бесконечно слоняться по улицам, беззаботно играть в азартные игры и время от времени ссориться друг с другом. Теперь фараон настороженно вглядывается в сторону востока.

— Лучше бы ему вглядываться внутрь своей страны, — резко перебил его другой человек, выступая вперед.

Он отвесил сухой официальный поклон, бесцеремонно оглядев меня с ног до головы. Своей манерой двигаться он напомнил мне голубя.

— Прости, Ту, — сказал он. — Я Мерсура, первый советник Могучего Быка и один из его советников. Когда все мы, здесь присутствующие, собираемся вместе, нам трудно удержаться и не начать горячо спорить, потому что но роду своей деятельности каждый из нас по-своему видит пути решения тех или иных проблем. Счастлив познакомиться с тобой.

Он откинулся на подушки, и я почувствовала, как Гуи обнял меня за плечи.

— Это твой столик, между мной и Паисом, — мягко сказал он и подвел меня к столику. Он щелкнул пальцами, и появился молодой раб, принес мне вино и вручил букет цветов. — Прежде чем ты сядешь за столик, я представлю тебе остальных гостей.

Позади него застыли еще трое мужчин, и я в ожидании повернулась к ним.

— Это Паибекаман, главный управляющий ныне живущего Гора; это Панаук, царский писец гарема, а это Пенту, писец Обители Жизни.[66]

Они молча приветствовали меня, и я пробормотала, что очень рада знакомству. Они вежливо обрадовались, все время, пока я усаживалась за столик, ставила цветы на пол рядом с собой, отпивала вино из бокала, они пристально наблюдали за мной. Особенно угрюмым и задумчивым выглядел главный управляющий, что было следствием не только его ужасно высокого положения при дворе. Он наблюдал за мной холодно и совершенно невозмутимо. Сначала я была напугана, так неожиданно окунувшись в общество высокопоставленных мужей, и смиренно терпела их разглядывание, но скоро оно стало меня раздражать.

— Скажите, господа Египта, у меня что, на носу какой-то изъян? — радостно спросила я, и напряжение в комнате разрядилось.

Паис смешливо хрюкнул. Гуи сдавленно фыркнул. Главный управляющий Паибекаман снова отвесил мне поклон, на этот раз чуть более уважительно.

— Прошу прошения, Ту, — сказал он с ледяной усмешкой. — Я не часто впадаю в подобную непочтительность. Позволь сказать, что твоя красота — это что-то потрясающее. Дворец полон самых прекраснейших женщин страны, но ты очень необычна.