собственные передние лапы казались реальнее всего, что когда-либо видела Мистл. Долгое время она ничего не замечала вокруг себя, кроме выражения восторженной веры у Виолеты и слез радости, катившихся из ее глаз. Бабушка Мистл долго ждала этого дня, и вот он наступил.

Затем они ощутили, как сгущается атмосфера тревоги и напряженности, и это заставило их еще теснее прижаться друг к другу и придвинуться поближе к Камню. Однако они боялись не за себя — их защищал Камень, и они это чувствовали, — а за кого-то неведомого.

Виолета начала читать молитву, и, хотя Мистл слышала ее впервые, слова эти запомнились ей навсегда:

Великий Камень,

Утешитель нашей жизни,

Наш добрый защитник,

Усыпи страх встревоженного.

Имени его мы не ведаем,

Самого никогда не видели,

Любовь его нам не разделить,

Но он принадлежит Камню,

И он наш.

Великий Камень,

Утешение нашей жизни,

Стань теперь утешением для него.

Наш добрый защитник,

Защити его.

Усыпи его страх.

Имен наших он не ведает,

Самих нас может никогда не увидеть,

Любовь нашу может не разделить,

Но мы едины в тебе, о Камень,

Поведай ему о нашей любви.

Почему встревоженная Мистл вскрикнула, услышав последние слова молитвы Виолеты? И почему повторила их еще раз?

— Поведай ему о нашей любви.

Виолета прикоснулась к ее лапе и сказала:

— А теперь, малышка, Камень ждет, чтобы ты дотронулась до него, и тот крот, за которого мы молимся, тоже ждет. Дотронься же, дорогая, и помоги мне тоже дотронуться, так как я не вижу и мне кажется, что Камень очень далеко.

Свет, исходивший от Камня, сиял у них перед глазами, и, чувствуя себя смиренными и слабыми, они двинулись вперед и, добравшись до Камня, прикоснулись к нему.

Теперь мы знаем, что при этом они соприкоснулись с Карадоком, Глиддером, Уорфом, Уорт и Рэмпион, которые в своих системах также дотронулись до Камней. Таким образом они придали силы Бичену, Кроту Камня, чтобы тот смог приступить к своей великой миссии.

Но Мистл обо всем этом даже не догадывалась. Однако, когда она прикоснулась к Камню в Эйвбери, ей почудилось, что там, во внутреннем круге Камней, есть и другие. По словам Виолеты, в этот круг не мог войти никто, кроме священного крота, и в прежние времена никто на это не осмеливался. Однако там, казалось, были какие-то кроты, почти неразличимые, и они звали Мистл. А еще в кругу Камня было Безмолвие.

Оказалось, что касаться Камня очень трудно, и обеим пришлось приложить для этого все свои силы, которых, однако, хватило не надолго, и вскоре Мистл задрожала, а Виолета повалилась на землю.

Лапы Мистл слабели, и она знала, что без помощи других кротов она вообще не смогла бы дотронуться до Камня. Теперь Мистл захотелось узнать их имена. Но незнакомцы тоже слабели.

Когда они окончательно исчезли из виду, у Мистл возникло такое чувство, словно она теряет друзей, которых искала всю жизнь, сама того не ведая, и которым она тоже нужна. Но еще не время, пока что им не дотянуться до нее.

— Я Мистл, Мистл...— закричала она им, но они, по-видимому, не услышали, и она осталась одна, — кроме нее, Камня касался лишь тот крот, которому они пытались помочь.

— Я Мистл, — повторила она шепотом. — Услышь мое имя. — Однако даже до того, за кого молилась Виолета, не доходили слова Мистл.

— Мистл,— снова прошептала она, теряя связь с ним, со всеми остальными и с Камнем.

— Виолета, помоги мне, — сказала Мистл, не желая сдаваться. — Я не могу до них дотянуться! Мы должны ему помочь, но не можем сделать это в одиночку. Виолета, помоги нам.

Но ответила ей не бабушка — Мистл услышала голос своего отца. Уоррен пришел сюда следом за ними. Он дотронулся до плеча Мистл и, когда та обернулась, сказал:

— Тише, дочь, гвардейцы тебя услышат и узнают, где мы...

Виолета, старенькая и хрупкая, лежала совсем обессилевшая, переводя взгляд с Мистл на Камень.

— Ты их видела?..— начала Мистл, не в силах подыскать слова, которые передали бы все, что она пережила.

— Да, моя дорогая, о да! — прошептала Виолета. — А теперь тебе надо уходить, любовь моя...

Мистл дико озиралась, и не успела она услышать приближавшиеся шаги, как показались сами гвардейцы. Сердитые и запыхавшиеся, они носились среди других Камней внешнего круга.

— Беги, девочка, — посоветовал Уоррен. — Возможно, они тебя еще не заметили.

— Но я не могу оставить Виолету, не могу...

Топот грайков слышался все отчетливее, но позади Мистл, за Камнем, все еще звучало Безмолвие, и, хотя это было лишь слабое эхо, оно казалось ей громче шагов грайков, и она не боялась.

— Ты должна идти, Мистл, — сказала Виолета. — Уоррен присмотрит за мной, пока я не...

— Пока что? — воскликнула Мистл, хотя прекрасно знала, о чем идет речь. Она видела, что Виолета теперь уже очень скоро будет с Камнем, наконец-то в безопасности.

— Куда я должна идти? — спросила Мистл, внезапно охваченная паникой, но не от страха, а от сознания, что сейчас она навеки расстанется с той, которая любила и учила ее. И паника ее была тем сильнее, что кротовий мир, казалось, призывал Мистл, и он был такой большой, а она такая маленькая и неуверенная в себе.

— Ступай и поищи кротов, которые хотели узнать твое имя, моя дорогая, иди к ним...

— Так ты слышала их, Виолета, ты их видела? — прошептала изумленная Мистл. — Они вместе со мной пытались помочь тому кроту, за которого ты молилась, и они желали узнать мое имя, но не смогли разобрать его.

Старая Виолета кивнула и, улыбнувшись, с невыразимой нежностью дотронулась до внучки. Голоса грайков раздавались совсем близко; гвардейцы кричали:

— Они там, вот они!

— Беги мимо Камня, любовь моя, в святилище внутреннего круга Камней. Грайки не найдут тебя там.

— Ступай, девочка, ступай же! — настойчиво повторял Уоррен, приближаясь к матери и заслоняя ее от опасности.

— Но ты же сама говорила, Виолета, что там не место простым кротам. Ты сказала...

Но грайки были совсем рядом, и Мистл знала, что ей нужно бежать сломя голову, ибо то воля Камня. Знала она также, что Виолета теперь в безопасности, так близко от своего Камня, и ей никто не сможет причинить вреда.

— А