– Виля, ты что там бормочешь? Забыл что-нибудь? Дай-ка, поправлю… надо было погладить. Давай вернемся, это секундное дело утюжком пройтись…

– Нет, извини. Это я проговариваю про себя, что сегодня нужно успеть сделать во второй половине дня и не забыть. Ничего сейчас не будем гладить, даже твои ноги. Куда едем?

– А… ты точно меня ничем… не подведешь? Я могу на тебя рассчитывать?

– Да точно, точно. Еще здоровее станешь. Я каждой фрикцией по сто и больше микробов убивал, об стенки плющил, ты только посчитай, сколько это миллионов вышло!

– Какой же ты хвастун и трепло, правильно Светка говорила! Ой, какой же ты…

– Плохой?

– Нет, Вилик, ты очень и очень славный! Но балбес и балабока!

– Тебе понравилось?

– Что понравилось?

– Ничего, проехали.

– Да, понравилось, и не сердись! Знаешь анекдот на тему, что чаще – любовь или Новый год? Вот он точь-в-точь про меня. Ну будь ласка, не дуй губки, ну Вилик! Я женщина, я стесняюсь обсуждать вслух такие темы.

– Угу, необузданно лобзать и подбадривать истошными криками, призывая соседей в свидетели своего эмоционального триумфа, ты не стесняешься, а смиренно и почтительно поблагодарить того, кто был к тебе так добр… Прощаю. Но ты будешь танцевать мне стриптиз, как провинившаяся.

– Я? Провинившаяся? Мальчик, ты меня с кем-то перепутал.

– Ничего не перепутал, абсолютно все так делают, чтобы загладить передо мной вину. Женщины, я женщин имею в виду. Мужчинам же латную рукавицу в лицо – и на нож, пока не проморгались!

– И много у тебя таких женщин?

– На этой неделе? Сейчас попробую сосчитать… Из постоянных?

– Господи, с кем я связалась!

– Ты сказала. Но, довольно молитв и суесловий: куда едем?

– А ты не рассердишься на меня снова?

– Нет.

– Не сердись, пожалуйста. Я понимаю, что мы оба абсолютно свободные люди, и если я попросила тебя съездить со мной за компанию, то только потому, что мне так осточертело мотаться туда одной… С тобой лучше. Дело минутное, но тягостное для меня. Это мой бывший муж. Я везу ему кое-какие вещи и поесть. В больницу. А потом я с тобой поезжу за компанию, если захочешь?

– А чем он у тебя болен?

– Он сумасшедший. У него серьезно расстроена психика. В прошлом наркоман, хотя и сейчас ведет себя как постоянно обкуренный. А иногда, когда у него наступает просвет – плачет и просит его оттуда забрать. Но куда я его заберу? Сам видел, какие у меня хоромы, нам с дочкой еле-еле. Ведь я и квартиру продала, а «однюшку» купила, чтобы деньги были – его лечить. Кого только я не звала: и экстрасенсов, и бабок-знахарок… Все без толку, а денежки тю-тю.

– Грустно. А врачи что говорят?

– Кто что говорит. Паранояльная шизофрения, мания преследования. А кто говорит – органика. Чуть ли ни рак мозга.

– Параноидальная. Давно ли?

– Года три, как лежим в стационаре и еще раньше по врачам и дома намучилась. Лечение бесплатное, но условно-бесплатное.

– Тогда это не рак мозга, давно бы окочурился.

– Слушай, Велимир. Вот зачем ты так сказал? Чтобы лишний раз сделать мне больно? Так мне и без тебя хватает этих радостей. Вот зачем ты мне так сказал?

– Тихо, тихо, не заводись не по-детски. Сказал, чтобы отвлечь и кое-что понять.

– Что понять? Развлечь, да? Спасибо, родимый, ты славно меня развлек. Вот что, давай-ка мы с тобой в разные стороны. Я пойду прямо, а ты…

– Заткнись и иди рядом.

– Что??? Чт…

– Забудь три пары последних фраз в нашем диалоге. Гм… Тогда это не рак мозга, Татик, иначе бы он уже умер.

– Что??? Ой! Типун тебе на язык, умеешь же утешить… Ох, ты извини, что крикнула ни с того ни с сего, нервы… показалось… Ты куда меня привел?

– Куда, куда, на обочину проезжей части, где можно поймать мотор такси и заплатить ему по счетчику местною валютой и прервать, наконец, твои искренние извинения по каждому пустяку. О! На ловца и зверь. Садимся. Плачу я, адрес называешь ты, чтобы все, как говорит наш босс Филарет, по-честному было.

По дороге Тата все сомневалась: сама она примелькалась за эти годы в больничных интерьерах, но как и под каким предлогом провести туда Велимира – не представляла: больница была старая, государственная, вся насквозь советских обычаев, а денег и так в обрез, чтобы еще выкраивать из них и платить за совместное прохождение в палату. Зачем ему это надо?…

Однако, на удивление, никто из обслуживающего персонала даже не попытался ни задержать их, ни подачку выцыганить, так и пошли они в дальний корпус, сквозь больничную вонь и скорбную ауру желтого дома, в накинутых на плечи халатах, но без тапочек и бахил.

– Ты никогда не говорил, что ты врач.

– Если учесть, что мы с тобой знакомы меньше двух суток, то этот мой грешок не из смертельных. А?

– Да, но… Сейчас зайдем и сразу к гардеробной. Не тормозись и по сторонам не оглядывайся, как сто раз здесь бывал, не то в один миг прицепятся. Главное, чтобы дали халаты, тогда точно пустят. А если что, то ты меня здесь подожди, ладно? Идем.

– Ладно. Но видишь – ровно два халата несут, а ты боялась. Деньги – сила.

– Я не боялась. Погоди, я тапочки достану. И тебе надо полиэтиленовые мешки на ноги купить, рубль пара. Тебе сколько, двадцать пять?

– Больше. Не надо ни доставать, ни покупать. Пропустят, им за халаты заплачено.

– Двадцать восемь?

– Еще больше. Пойдем, приглашают…

– Не может быть. Хорошо сохранился, Вилик. Тридцать? Тридцать пять?

– Гораздо больше.

– Сто, что ли?

– Обижаешь! Стал бы я жить из-за каких-нибудь ста лет?

– Да ну тебя!… Спасибо, спасибо я знаю, сто раз ходила. Вилик, за мной, скорее, скорее, пока они не передумали!

– Не передумают. Давай сумки мне, сама же следи за дорогой и отбивайся от буйных.

– Ты не врешь мне, что врач?

– Не вру, увидишь. Слушай, далеко еще? Этак мы через финскую границу перейдем, не выходя из вонючих коридоров.

– Уже пришли. Коленька, здравствуй, солнышко!

Это была пустая палата, почему-то вдруг безлюдная, если не считать единственного обитателя, плохо побритого доходягу лет тридцати, одетого в отвратительного вида пижаму, байковую, мерзкого розоватого отлива, всю в неотстиранных пятнах – и на груди, и на штанах. Семь других кроватей также были обитаемы, но владельцев было не видать.

– Коленька, а рубашка твоя где, в клеточку, что я приносила?

– Кто такие? Пароли, явки, пистолеты – все на бочку! – Тата без опаски на крик подошла к своему бывшему мужу и платочком протерла ему рот.