Кингсли искренне согласился с ней. Парень действительно был чертовски хорош.

После представления полковник поднялся на сцену, опираясь на трость — его ранило на этой неделе, — и поблагодарил всех действующих лиц за отличное представление.

— Знаете, я видел представления в Лондоне, которые этому и в подметки не годились, — сказал он, вызвав радостные крики зрителей. — Девушки у нас здесь тоже куда симпатичнее! — добавил он, и крики стали еще радостнее.

Затем сержантам и солдатам был подан чай, а офицерам устроили небольшой банкет, для которого повара расщедрились на виски. Сестра Муррей, как самая молодая и привлекательная из медсестер, была в центре внимания. Однако ей было вполне довольно компании Кингсли.

— Ну и почему же вы ненавидите мужчин, играющих женщин? — спросил он.

— Потому что они вовсе не похожи на женщин, — ответила она громко, очевидно желая, чтобы ее точку зрения услышали как можно больше мужчин. — Они не играют женщин, они показывают мужскую фантазию о женщинах. Играй они женщин, они показали бы, как те изготавливают снаряды, работают кондукторами — в этом, кстати, они ни капельки не хуже мужчин — или открывают радий, как неподражаемая мадам Кюри.

— Хмм. Да… Но, по-моему, это было бы скучновато. Зрителям вряд ли было бы интересно наблюдать, как собирают плату за проезд и смотрят в микроскоп.

— Это еще почему? Уж точно не скучнее, чем махать ногами и делать вид, что женщины — кокетки и идиотки, сверкающие ножками. Женщины не такие, просто мужчины хотят видеть женщин такими.

— Но в этом-то все и дело, верно? Я хочу сказать, в конце концов, это представление для мужчин.

— Но неужели мужчины и правда хотят, чтобы мы были такими? Неужели именно ради таких женщин они якобы погибают? Ради безмозглых дур, озабоченных только тем, чтобы наряжаться для мужчин?

— Хватит! Хватит! — вмешался один из офицеров. — Довольно уже!

— Я за это выпью, — сказал другой, поднимая стакан. — Слышите, парни? За дам. Благослови господь каждую из них!

Все подняли стаканы, а сестра Муррей тихо злилась.

— Идиоты чертовы, — пробормотала она себе под нос, вызвав своими словами изумление стоявшего неподалеку подполковника.

— Никогда не любил, когда женщина ругается, — сказал он. — Терпеть этого не могу.

— Извините, если мои слова оскорбляют вас, полковник, — сварливо ответила Муррей. — Смею вас уверить, что слышу куда более ужасные слова от ваших людей, когда они кричат по ночам, воображая, что вдыхают газ, или когда умоляют Иисуса или своих матерей забрать их на тот свет. Возможно, я этого набралась от них.

Кингсли очень нравилась сестра Муррей. Конечно, как и большинство суфражисток, она была довольно агрессивной, но он признавал, что их на то вынудили обстоятельства. Любая, оказавшаяся жертвой ужасной игры в «кошки-мышки» Асквита, имела право злиться на то, как мужчины относятся к женщинам. Нервный, вежливый голос прервал мысли Кингсли.

— Здравствуйте, сестра Муррей.

К их группе подошел младший лейтенант. Стройный молодой человек с чувственным лицом, в котором и без густого макияжа, легко можно было узнать и самую милую «даму» на сцене, и великолепного Чарли Чаплина.

— А, лейтенант Стэмфорд, — ответила сестра Муррей. — Вы просто молодец, потрясающее представление.

— Вам действительно понравилось? Честно? Я называю свою девушку Глория, в честь Глории Свенсон. Я люблю ее играть. Вы знаете, двое молодых людей даже пригласили меня на свидание!

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— В шутку, конечно, — быстро добавил молодой человек, покраснев.

— Да?.. Это капитан Марло. Ему очень понравился ваш Чаплин.

Глаза Стэмфорда загорелись.

— Правда? Нет, это просто здорово. В смысле, вам правда понравилось? Честно? Если вы это из вежливости, я нисколько не обижусь.

— Нет-нет, — уверил его Кингсли, — я думаю, вы прекрасно передали его образ. Вам удалось ухватить удивительную плавность его движений. Я считаю, что когда Чаплин стал клоуном, мир потерял прекрасного танцора балета.

— Да. Да, вы правы! — с жаром согласился Стэмфорд. — Когда я хожу на его фильмы, все ребята смеются и катаются от хохота, и я, конечно, тоже думаю, что он смешной, но еще я вижу, насколько он красив. Очень, очень красил… Как и Эдна Первьянс, — быстро добавил он. — Я хочу сказать, мы все влюблены в мисс Первьянс, не так ли?

— Она очаровательна. Я бы не удивился, окажись и сам Чарли к ней неравнодушен, — сказал Кингсли.

— Ну, на экране все так и есть. Какая у них, наверное, чудесная жизнь. Такая роскошная и совершенная. Как бы я хотел стать актером кинематографа!

— Думаю, эта мечта роднит вас со всеми молодым людьми и девушками.

— Ну а я хотела бы увидеть хоть одну героиню, которая не была бы беспомощной инженю, — сказала сестра Муррей. — Кстати, лейтенант, капитан Марло расследует смерть вашего друга виконта Аберкромби.

Лицо молодого человека исказилось от боли.

— Что же вы расследуете? Он погиб в бою, — сказал он.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Кингсли. — Насколько хорошо вы знали виконта?

— Не очень хорошо, но мы вместе служили, правда, недолго. Он много помогал мне. Я новичок, знаете ли. Алан объяснял мне, что к чему. И конечно же он был очень знаменит.

— Вам это в нем нравилось?

— О боже, а кому бы это не понравилось! Вы только представьте — он был знаком с самим Айвором Новелло! Господи! Это прекрасно, вы согласны? Он рассказал мне, что они как-то вместе ужинали в «Савое», и когда они вошли туда, оркестр заиграл «Да здравствует Англия». Редко жизнь дарит нам такие восхитительные моменты, правда?

— Да, пожалуй, — согласился Кингсли. — Вы ведь навещали виконта, пока он был здесь, в замке Бориваж?

— Ну да, навещал. Знаете, чтобы поддержать… в смысле, как приятеля. Я подумал, он обрадуется. Девушки здесь не могут утешить парня, не так ли?

— Разве? — ответил Кингсли, пристально глядя на Стэмфорда.

— Лейтенант Стэмфорд пришел в мой поэтический кружок вместе с виконтом Аберкромби, — сказала сестра Муррей. — Это было в день его смерти. Или возможно, я должна сказать, в последний день, когда его видели в живых…

— Он погиб в бою, — быстро сказал Стэмфорд.

— Конечно.

— Я часто думаю… в смысле, если бы мы только знали… — На секунду казалось, что Стэмфорд заплачет. — Это все так ужасно.

— Когда вы в последний раз видели виконта Аберкромби? — спросил Кингсли.

— О… после кружка, кажется. Да, после того как мы ушли от сестры Муррей.

— Посетители должны покидать помещение до шести вечера, — добавила сестра Муррей.