Он усмехнулся, вспомнив свою тогдашнюю страсть к розыгрышам и мистификациям. Он был уверен, что всем, чего он добился, обязан вот этой своей легкости в отношении к жизни, тому, что никогда не требовал от нее слишком многого, предпочитая самостоятельно развлекать себя и окружающих, а не ждать у судьбы нечаянной радости.

ОСТОРОЖНО, ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ. СЛЕДУЮЩАЯ СТАНЦИЯ – «ПУШКИНСКАЯ».

Она открыла глаза. Нельзя их закрывать – немедленно клонит в сон. Надо продержаться до «Выхина», потом продержаться, дожидаясь маршрутку, потом еще минут десять пути, а там… Нет, сразу лечь в постель не удастся, надо еще забежать в магазин, взять хлеба, молока и кефира, да и картошка кончилась. Ну нет, у нее тяжелая сумка, картошку придется оставить на потом, но все равно сразу лечь не удастся, потому что надо покормить Маринку. Даром что девчонке пятнадцать, будет сидеть голодная, пока не придет мама и не положит ей в клювик чего-нибудь вкусного. Может, бывший муж и прав, она избаловала девочку, но ведь очень трудно провести грань между любовью и баловством, она просто любит свою дочь, и любовь взаимна, и бывший муж все-таки не прав. И вообще, раз он такой умный, надо было самому заниматься ее воспитанием, а не…

Мысли лениво текли по привычному руслу, она сидела, отрешенно глядя в одну точку, сжимая сумку на коленях. СТАНЦИЯ «ПУШКИНСКАЯ». ПЕРЕХОД НА СТАНЦИИ «ТВЕРСКАЯ» И «ЧЕХОВСКАЯ».

Две девчонки напротив, невысокие, но вполне оформившиеся, покатывались со смеху и явно строили глазки стоящему рядом мужчине. Его лица она не видела, но он был довольно высок, неплохо, кажется, сложен. Одет, как молодой парень, в какую-то рыжую замшу, да и сам весь спортивный, подобранный, а вот волосы совсем седые. Красивая, благородная седина. Ей всегда нравились молодые лица, обрамленные сединой. А от таких девочек вечно пахнет потом. Им лет по четырнадцать, организм сходит с ума от переизбытка половых гормонов, отсюда этот особый удушающий запах, с которым они еще не научились справляться. Слава Богу, Маринку она приучила к абсолютной, медицинской чистоте.

Интересно, ее дочь тоже вот так разъезжает с подружками и вызывающе хохочет? И вот так же выставляет напоказ все свои прелести, грубовато заигрывая с незнакомыми мужчинами? Между прочим, это не их возрастная категория. Между прочим, ему уже хорошо к сорока, если судить по уверенной осанке, по крупным рукам с чуть увеличенными суставами. И даже со спины видно, что мужик красивый, ухоженный – так он держится. Неужели клюнет на заигрывание малолеток?

У обеих – длинные волосы, разделенные по моде прямым пробором. Не лучшая прическа для русских барышень с округлыми личиками, слишком простит, они теперь все как дуньки деревенские выглядят.

Она поняла, что созерцание жанровой сценки ее раздражает. Может, оттого, что просто устала и готова раздражаться по любому поводу. Может, потому, что ей тоже хотелось бы вот так запросто улыбаться понравившемуся человеку – ан нет, нельзя, голубушка, возраст не позволяет и тот особый взгляд, выработанный с годами, – прямой, братский, навеки расхолаживающий. Снова закрыла глаза.

ОСТОРОЖНО, ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ. СЛЕДУЮЩАЯ СТАНЦИЯ – «КУЗНЕЦКИЙ МОСТ».

В последний год ей часто вспоминалась юность. С тех пор как осталась совсем одна – сначала ушел Маринкин отец, с которым прожили вполне достойно без малого четырнадцать лет, потом и тот, другой, тоже растворился во времени и пространстве. И настоящее как будто кончилось, все интересное, теплое, нежное осталось в прошлом. В песне поется – «нам рано жить воспоминаньями». Так оно и есть, ей едва исполнилось сорок, и глупо изображать старушку Тортиллу, страдая по тому, что было «триста лет назад». А вот поди ж ты – в настоящем ничего не происходит, и мысли сами по себе обращаются назад, к событиям двадцатилетней давности, которые теперь кажутся почти невероятными, происходившими не с ней, с кем-то другим – с отчаянной, веселой девчонкой.

Ее первая любовь, пропахшая прохладной влагой бассейна. Молодые ребята-пловцы, про которых говорили, что все мозги у них давно вымыло водой и съело хлоркой. Здоровые жеребцы, вечно полуголые или голые вовсе, не стеснявшиеся выходить из душа в чем мать родила – какая разница, есть на тебе плавки или нет, все свои кругом… В первые дни ей все время хотелось закрыть глаза, хваленый медицинский цинизм никак в ней не приживался. Пугали их огромные твердые тела, вольно распластавшиеся на кушетке, их надо было трогать руками, это было ужасно неловко, да и сил в первое время не хватало. Над ней смеялись: скажи спасибо, что не к штангистам тебя определили, представляешь, какие груды мяса пришлось бы перелопатить!..

Долго все казались на одно лицо, тем более что и заглянуть этим дылдам в лица оказалось ей, не вышедшей ростом, довольно проблемно. А потом глаза как-то сами привыкли отыскивать среди одинаковых фигур на бортике или в воде одну, чем-то от прочих отличную. И глаза у него оказались такие, что освещали все вокруг, делая лицо, обезличенное глупой резиновой шапочкой, совсем особенным, непохожим на прочие…

В который раз она пыталась представить, что было бы, если б они не расстались. Если б вышла замуж не за Маринкиного отца, а за того, первого. Ничего не получалось – она не могла представить его постаревшим, остепенившимся, мирно сидящим у телевизора. В чемпионы он так и не вышел, не пришлось увидеть его на пьедестале. Вообще не пришлось увидеть с тех пор, как расстались по глупости, по чужому навету. Боже, ведь и лица его теперь, пожалуй, не узнала бы…

Хихикающие девчонки отвлекали его от нужных и дельных мыслей. Он пытался сосредоточиться, прикинуть, как следует в ближайшие дни распределить работу, чтоб быстро и с минимальными затратами выполнить заказ. Ландшафтный комплекс в дорогом загородном поселке – заказ хороший, сытный. Двадцать лет назад над ним смеялись, когда он взахлеб говорил о возможностях ландшафтного дизайна, о влиянии растений и рельефа местности на самочувствие человека. Тогда и жилье-то строили, не вкладывая ни души, ни стараний, куда там думать об окружающем пейзаже: горы строительного мусора, вырубленные деревья, пустырь с навеки уснувшим асфальтовым катком, так и не дошедшим до цели, – сойдет и так с новоселов.

А сегодня даже при типовых застройках как-то пытаются облагородить территорию, хотя бы банальные газончики разбить, что ли. Еще бы – нынче народ жилье покупает за свои кровные, а потому склонен привередничать… Предварительную концепцию заказчик заглотил как миленький вместе с дорогостоящей туей вдоль центральной аллеи и сложной системой аквасада. Теперь надо быстро добыть технику, рассаду, зарядить рабочих – и дальше останется только контролировать процесс.

Хихикающие девицы осмелели и поинтересовались, который час. Он глянул на часы, проинформировал. Попутчицы залились смехом. В годы его юности девушки не носили прямой пробор, и выщипанные брови дугой были не модными, и юбки-мини. Он помнил только одну, которая вот так же просто носила волосы, и ей это действительно шло – строгое точеное лицо с грустными глазами, медлительные движения, неистощимая женственность, фантастическая грация спящей красавицы. Странно, что при всей его профессиональной зрительной памяти ее портрет вспоминался только вот так, в словесном описании. Интересно, узнал бы ее, увидев случайно на улице?