Леви, Марсель Гране, Эмиль Бенвенист – имеют лишь одно общее для всех них свойство. Есть несколько признаков, по которым они объединяются в те или иные группы: дисциплина (Бреаль и Бенвенист – лингвисты, Мосс и Гране – этнографы и социологи), материал (Бреаль, Леви и Бенвенист работали с санскритом), метод (Бреаль и Бенвенист – представители сравнительно-исторического метода в лингвистике). Но есть только один признак, который объединяет их всех без исключения. Они работали в одном и том же учебном заведении.

Это заведение называлось École pratique des hautes études. Оно было основано в 1868 году и изначально делилось на четыре отделения: 1) Отделение математики; 2) Отделение физики и химии; 3) Отделение естественной истории и физиологии; 4) Отделение исторических и филологических наук. В 1886 году к ним добавилось Пятое отделение: наук о религии. В 1947‐м было учреждено Шестое отделение – экономических и социальных наук; в 1975 году оно получило официальную автономию и стало называться École des hautes études еn sciences sociales. Поскольку Первое и Второе отделения были упразднены, сегодня École pratique des hautes études состоит из трех отделений: Отделение наук о жизни и о земле; Отделение историко-филологических наук; Отделение наук о религии. Официально они теперь не имеют порядковых номеров, но в обиходе нередко по-прежнему именуются Третьим, Четвертым и Пятым отделениями.

Название École pratique des hautes études переводилось на русский язык по-разному. Как правило, переводчики стремились приблизить свой перевод к привычным формам русского словоупотребления. Мы, однако же, будем использовать буквальный перевод: Практическая школа высших исследований. Во французском нынешнем узусе широко распространено сокращенное наименование этой школы: ÉРНÉ. Мы, соответственно, будем использовать русскую аббревиатуру ПШВИ.

Число крупных, выдающихся или попросту великих гуманитариев, работавших в ПШВИ, не ограничивается теми пятью, которые фигурируют в генеалогии Дюмезиля. Перечислим еще некоторые, наиболее известные имена. В Четвертом отделении, помимо Бреаля и Бенвениста, преподавали в разные годы историк античной литературы Гастон Буасье и египтолог Гастон Масперо, историк французской средневековой литературы Гастон Парис, лингвисты Фердинанд де Соссюр, Антуан Мейе и Гюстав Гийом, социологи Франсуа Симиан и Морис Хальбвакс, историки Фернан Бродель и Эрнест Лабрусс. В Пятом отделении, помимо Мосса, Сильвена Леви, Гране и самого Дюмезиля, работали историк средневековой философии Этьен Жильсон и Анри-Шарль Пюэш, историк науки Александр Койре и историк византийского искусства Андре Грабар, историк Люсьен Февр, этнолог Клод Леви-Стросс, философ и исламовед Анри Корбен. В Шестом отделении, под руководством Люсьена Февра, а затем Фернана Броделя, работали, наряду со многими уже перечисленными выше, историк древнегреческой культуры Луи Жерне, антрополог Андре Леруа-Гуран и искусствовед Пьер Франкастель. Еще раз повторим: список этот – сугубо выборочный. Но он вполне достаточен, чтобы понять: на протяжении более чем ста лет École pratique des hautes études собирала под своей крышей почти весь цвет французских гуманитарных и социальных наук. Если говорить о первой половине ХХ века, то едва ли не единственным великим (с нашей сегодняшней точки зрения) гуманитарием этого времени, так и оставшимся вне стен ПШВИ, был Марк Блок – хотя и он в 1930 году cделал попытку перейти на работу из Страсбургского университета в Четвертое отделение ПШВИ.

Находиться у себя дома

Как для Марка Блока, так и для его соратника Люсьена Февра ПШВИ выступала в конце 1920‐х – начале 1930‐х годов в качестве одного из трех теоретически мыслимых вариантов парижского трудоустройства, наряду с Сорбонной и Коллеж де Франс. Эпистолярное наследие Блока и Февра [Delangle, Charle 1987]; [Febvre 1997]; [Bloch, Febvre 1994–2003] позволяет увидеть плюсы и минусы вышеназванных заведений глазами двух самых ярких историков-новаторов межвоенного периода. Важен, во-первых, принятый Блоком и Февром исходный принцип отбора институций: столичное местонахождение. В силу жесткой централизованности политического и культурного устройства страны служба в Париже не просто обладала и обладает до сих пор во Франции наивысшим престижем: она дает ученому самый прямой доступ к информационным, издательским и властным ресурсам. Столичность составляла базовое и решающее преимущество, объединявшее для Блока и Февра все три заведения. Если же вынести этот общий множитель за скобки, то картина предпочтений (в целом одинаковая у Блока и у Февра) выглядела так. На последнем месте – профессорство в Сорбонне: университетская служба, во-первых, беспощадно отрывала ученого от исследовательской работы, а во-вторых – ограничивала преподавание рамками устоявшихся специализаций (это особенно отталкивало и Блока, и Февра). На первом месте – кафедра в Коллеж де Франс. Это прямая противоположность Сорбонне: ученый здесь не имеет никакой иной обязанности, кроме как читать лекции по материалам своих текущих исследований, а название преподаваемой дисциплины изначально определяется самим ученым. ПШВИ занимала в предпочтениях Февра и Блока второе, промежуточное место. Ее главным (и фактически единственным) недостатком была низкооплачиваемость должностей: научные руководители в ПШВИ, так называемые directeurs d’études, получали зарплату вдвое меньшую, чем профессора Сорбонны, Коллеж де Франс и даже провинциальных университетов. Зато ПШВИ предоставляла своим сотрудникам такую же свободу преподавания, как и Коллеж де Франс. При этом она обладала одним важным преимуществом над Коллеж де Франс: обеспечивала ученому учеников. Преподавание в Коллеж де Франс строилось в форме публичных лекций для никак не фиксированной аудитории. Преподавание в ПШВИ строилось в форме спецкурсов и семинарских занятий, предназначенных для ограниченного круга постоянных слушателей, записавшихся в Школу. Эти слушатели не должны были сдавать ни вступительных, ни выпускных экзаменов: они должны были подать заявление, пройти вступительное собеседование, получить от председателя отделения разрешение посещать занятия, а в конце трехгодичного обучения написать дипломную работу. Завершив учебу, они не получали никакой ученой степени. Единственной их мотивацией для занятий был интерес к данному предмету и данному преподавателю. «Преподавание в Школе высших исследований означало бы для меня осуществление одного из самых заветных моих желаний: воспитать нескольких учеников. Мне уже пятьдесят, и всегда я видел перед собой студентов, одних студентов; учеников – никогда. Их не было у меня в Дижоне, их нет у меня в Страсбурге и не будет никогда – потому что сами условия преподавания на факультетах препятствуют этому: если ко мне и постучится студент, то лишь затем, чтобы попросить о снисходительности на экзамене или на конкурсе», – писал Февр Эдмону Фаралю в 1929 году [Delangle, Charle 1987, 51].

И Февр, и Блок в конце концов перебрались в Париж, но волею судьбы (а точнее говоря, волею социально-экономической и политико-идеологической конъюнктуры) оба оказались в 1930‐х за пределами ПШВИ: Февр получил кафедру истории цивилизации Нового времени в Коллеж де Франс (в 1933 году), Блок – кафедру экономической и социальной истории в Сорбонне (в 1936 году). Февр придет в ПШВИ уже после войны, в 68-летнем возрасте, чтобы возглавить новообразованное Шестое отделение. В обычных же случаях сотрудники ПШВИ рекрутировались из относительно молодых людей: к этому подталкивала прежде всего экономическая логика, основанная на низкооплачиваемости работы в ПШВИ. И если говорить об ученых, получивших в более или менее молодом возрасте возможность преподавать в Четвертом или Пятом отделениях ПШВИ, то они, как правило, стремились задержаться в Школе надолго. Для многих – например, для Мейе в 1890‐е годы, для Гийома в 1910‐е или для того же Дюмезиля в 1930‐е – École des hautes études вообще оказалась спасительным пристанищем, единственной нишей, позволявшей работать по специальности, в кругу коллег и в соответствии со своим исследовательским призванием. В 1891 году, когда решался вопрос о зачислении Антуана Мейе в преподавательский штат Четвертого отделения, 24-летний ученый всерьез готовился покончить с собой в случае неуспеха (см. [Meillet 1987, 124]) – хотя был человеком весьма хладнокровным и не склонным впадать в отчаяние. Но даже если речь шла не о начинающих исследователях, а о маститых профессорах, уже завоевавших себе кафедру в Коллеж де Франс, – и в этом случае профессора, как правило, не бросали преподавания в Практической школе.

~~~~~~~~~~~

Все тот же Дюмезиль, после того как