– Держал? – насмешливо рокотнула темнота у стены. – Он им воил. Да так, что ворог от одного его имени трясся.

– А что стало с Рудой и Камнем?

Микулка решил выведать побольше из этой древней истории, которая, как ни странно, коснулась своим боком и его.

– Кий решил, что власти и силы ему и без волшбы достанет. Руду оставил Матери-земле, а Камень носить не стал, запрятал в казну под семь замков. Этот камень меня и погубил…

Голос в темноте стал тише, появилась в нем глухая застарелая грусть.

– Как так? – осторожно спросил паренек, чтобы не обидеть старого воя.

– Кий не хотел того Камня, – пояснил Обеяр, – и стерегся его колдовской силы. А потому отдал мне семь ключей от семи замков, за коими лежал этот древний скарб, наказал беречь пуще своего живота. Но земля слухами полнится, отыскался в Рипейских горах завистник до этого Камня. Был тот завистник не человек и не бог, а Саримах – байстрюк от древнего бога, коему имя Индра и гиперборейской красуньи. Сил у него было не превеликое множество, а замашки как у семи богов, восхотелось ему обресть власть над всем миром, доказать что именно он всем тут князь, а не древние Боги.

Вот одного разу после шумного пира вышел я продышаться из светлицы, ну и удумал на пьяную голову проверить казну. Отпер двери, тут на меня эти псы и напали… Чуть на куски не порвали, Чернобоговы дети.

В себя пришел в хижине посреди гор… А там пошло дело. Хозяин Саримах повесил Камень на золотую гривну и носил на шее не снимая, подчинил себе его силой некоторые племена севернее Рипейских гор. И меня подчинил тоже. Нужен был ему витязь для битв и каменотес для строительства замка. Так что я сам свою темницу и строил. Сколько зим минуло, сколько проносилось в этих скалах буйных ветров? Но пришел день, когда Боги восстановили справедливость… Горцы с северных склонов объявили войну чудовищу и… проиграли конечно. Старый колдун Светобор, верный прислужник чудовища, привел горских воевод в замок на поклон. Но воеводы оказались смышленее меня. В том дело, что Саримах не выносит громкого шума, это они и испотльзовали. Заорали дружно в десяток глоток, Хозяин повалился без чувств и кровь у него пошла ухом. Сорвали гривну с камнем, тут и ко мне память вернулась, вспомог я им сколько смог. Пробились они к причалу, захватили летучую лодию вместе со Светобором, который ей управлять умел и полетели на юг, в Киеве защиты искать у княжеских воев. Пока я добивал латников у причала, очухался Саримах и волшбой обездвижил мне руки и ноги… С тех пор я света не видел. Микулка встал и нерешительно двинулся сквозь плотную как мокрый песок тьму, осторожно ощупывая ступней каждую пядь неровного каменистого пола.

Он уперся рукой во влажную склизкую стену и двинулся на звук тяжелого дыхания, от которого волосы шевелились словно от ветра. Старые, ржавые цепи, свисавшие со стены, царапали руки, пол предательски подставлял под ноги неудобные кочки и выбоины, но когда пальцы коснулись живого тела, Микулка вздрогнул от внезапного чувства тревоги сильнее, чем если бы наткнулся на остро отточенную сталь.

– Дрожишь? – рыкнул невидимый воин. – Неужто страшнее прикованного воя никакого лиха не видывал?

Паренек обиделся.

– Больше мне дела нет, как всяких тут на цепи пугаться. – как можно насмешливее постарался ответить он.

– Да уж вижу…. – неопределенно ухнула тьма. – В самое колдовское логово влезть не убоялся. Но уж если тебе меч оставили, не забрали, то не дорого вороги тебя ценят.

Микулка припомнил слова старого Заряна.

– Да глупы они, аки дерева стаеросовы. Удумали меч лютой застудой в ножнах удержать. Да только я поумнее буду, у меня уже каждый шаг наперед просчитан, все уготовано и только часу своего ждет.

– Гляди, не обсчитайся… Я вот, тоже много чего учел, да не все, сам видишь. А я ведь не слаб был…. Когда-то. А сейчас что проку от моей силы? Хуже нет беды для воя, чем ворога недооценить, а уж ежели он колдун…

Паренек вздохнул, припомнив леденящий душу рык Белояна.

– Колдуны тоже разные могут быть… – тихо сказал он. – Знавал я такого, который одним своим голосом этого голубого бы изничтожил, да только далеко он теперь, ведать не ведает где я и что со мой. Не ведает он и того, что в его руках теперь величайшая сила пребывает.

– Сила, сила… – буркнул прикованый вой. – Все только о ней и рекут. Я вот со своей и помру. Без всякого прока.

Микулка презрительно скривился, но тьма скрыла это от глаз древнего витязя. Разве гоже теперь нытье разводить? Только Боги не ошибаются. Но людь от Бога тем и разнится, что свои ошибки поправить может. Паренек снова присел и устало облокотился о прохладную стену, слушать богатыря-слюнтяя настроения совсем не было, самому в пору волком выть. Что будет, если Белоян отдаст Владимиру Камень? Никто ведь не знает его колдовской силы! То уже не княжение будет над Русью, а порабощение. Микулка твердо решил, что откажется от служения Владимиру, если тот не силой слова, не мудростью, не щедростью, а волшбой покорит сердца русичей.

Время шло, но ни солнечный лучик, ни звук водяных капель, ни свежий ветер не могли показать сколько же именно его утекло. Может день, может быть три, а может быть половина вечности… Не понять – вокруг лишь густая сырая тьма, в которой и мысли, и чувства и любое движение залипают словно упавшее яблоко в жирной грязи. Даже дыхание стало медленным и вялым, даже сны стали неотличимы от яви. Иногда, очнувшись от сонного оцепенения, можно было найти у железной двери остывший кусок вареного мяса, иногда плесневелую лепешку. Но насколько часто это случалось определить было трудно.

Откуда-то сверху все же стекал свежий воздух, оставивший в узких щелях и отдушинах животрворные ароматы горных цветов, знобящую свежесть игристого льда, запах воли, где можно скакать на коне без всякой дороги, наслаждаясь каждым моментом земной своей жизни. В мрачной темнице этот посланник вольного мира налился томящей могильной сыростью, пропитался липкой опостылевшей тьмой, но само движение, пусть одного только воздуха, уже было чем-то приятным и дружественным.

В первое время, когда умолк в своих причитаниях прикованный воин, Микулка все пытался добраться до верха, поискать эту невидимую взглядом дыру. Но сколько раз ни пытался определить высоту потолка, подкидывая снятый сапог, у него это так и не вышло. Есть там что-то вообще или этот каменный колодец лишь в хрустальном вирыи выходит? Но отступать и признаваться в бессилии никак не хотелось. Вот и теперь паренек сменил место ближе к стене и снова подкинул сапог, даже представил какую он дугу описал в здоровенной темнице, но так ни во что и не ударился сверху, шлепнулся у дальнего края. Беда… Паренек в бессильной злобе сжал кулаки и тут же услышал второй шлепок. Мягче того, с которым сапог в стену ухнулся, намного мягче, еле слышный. Микулка вскочил с пола и двигаясь на карачках стал привычными движениями ощупывать пол, выискивая то, что могло издать такой звук. Он искал и искал, путался, дважды и трижды проползал по одному и тому же месту, потом взял за приметку валявшуюся у стены обувку, пошел от нее. Так было лучше, теперь можно было ощупывать грязный корявый пол пядь за пядью, правда посбивал локти до боли и колени в кровь, но искал, искал, искал…