– Отправляйтесь оба, а я осмотрю дворец. Надеюсь, кто-нибудь мне его покажет.

Кот оторвался от сливок.

– Ммне кто-нибудь, а я. Я знаю тут каждый черртог лучше шеррсти на своем хвосте. Я могу брродить повсюду.

– Даже в личных покоях пресвитера? – прищурившись, спросил Клим. – Думаю, туда тебя все же не пускают, так?

– Личные покои! Ха! – Кот фыркнул. – Что там, в этих покоях? Рровным счетом ничего! Даже мыши не водятся!

– Конечно, не водятся. Какие мыши? Ведь там живет пресвитер!

– Никого там ммнет.

– Но я встречался с владыкой Иоанном!

– Твое легковеррное величество видело его тень. Одну из многих теней и ммне более того.

– Ладно, не будем спорить, – сказал Клим, поднимаясь из-за стола. – Веди меня, Сусанин. Конечно, если ты закончил со сливками.

И они двинулись в путь по огромному дворцовому комплексу, шествуя по роскошным залам с мраморными стенами и расписными сводами, по широким коридорам, украшенным коврами редкой красоты, по кабинетам с разными диковинами, чучелами зверей и птиц, резными статуэтками из дерева и кости, собраниями драгоценных камней, жемчугов и кораллов. По лестницам, чьи ступени были выложены то яшмой, то малахитом и лазуритом, по галереям, в которых под стеклянными крышами росли экзотические цветы и порхали многоцветные бабочки. Кухни с печами, блестящими котлами и изобилием всякой посуды, бассейны и ванны, где из бронзовых кранов с головами пантер и тигров струилась пришедшая по акведуку вода, подвалы с гигантскими винными бочками, часовни, где каждый мог вознести молитву Господу, цветники и сады с ручьями и паутиной тропок, богатое хранилище книг и свитков на многих, уже позабытых языках – все, все они осмотрели, и ни одна дверь не закрылась перед ними, и никто их не остановил. Да и останавливать было некому – стражей и вообще людей с оружием Клим во дворце не увидел. Были здесь только сановники в белых тогах с золотыми поясами и слуги, тоже в белом, но одетые поскромнее. И каждый кланялся хайборийскому королю и шептал вслед ему благословения.

– Очень уж тут тихо, как в монашеской обители, – заметил Клим. – Ни смотров воинских, ни рыцарей и дам, ни музыкантов, лицедеев и герольдов, ни конюшен с быстрыми скакунами, ни псарей и ловчих. Быстроглазых девиц-служаночек и тех нет.

– На охоту прресвитерр ммне ездит и в горрод тоже. Зачем ему конюшни и псаррни? – ответил кот. – Служаночки и скоморрохи тоже ему ммне нужны. Воины его в лагеррях и кррепостях, и ты такую кррепость видел, где командует Шалом. Словом, каша отдельно, и масло отдельно.

– С довольствием тоже странное дело, – сказал Клим. – Сорок печей, в котлах быков варить можно, противни шире телеги, а поваров всего десятка два. Кухни огромные, а почти пустые.

– Сейчас пустые, – пояснил хатуль мадан. – Но когда съедутся господа со всех прровинций, ммне будут котлы пустовать, да и поварров у каждой печки будет целая толпа. Но такое случается рраз в году, а то и рреже.

– Скучновато здесь живут.

– Скучновато, – согласился кот. – А как ты думаешь, величество, с чего я подаррком назвался и с Ашррамом к тебе отпрравился? С рриском для собственной жизни! Таврры прроклятые меня ведь чуть ммне съели!

– Я это ценю, мой серый друг и соратник, – с чувством промолвил Клим. – У нас, само собой, повеселее. Живи в свое удовольствие. Только не пугай моего малыша.

– Очень надо! – буркнул кот и, задрав хвост, повел короля обратно в его апартаменты.

Црым и Бахлул уже вернулись из гавани. Их сопровождал рослый бородатый иундеец, чиновник пресвитера по морским делам, проводивший шута и джинна к нужному пирсу и кораблю. По дороге они заглянули в таверну, приняли на грудь пару кружек, так что Црым был навеселе. Бахлул ибн Хурдак, равнодушный к спиртному, тем не менее казался возбужденным.

– О шахиншах, мой высокий повелитель! – воскликнул джинн, едва завидев Клима. – По воле твоей я осмотрел корабль и должен сказать, что судно превосходное, с крепкими мачтами и парусами, с просторным трюмом и каютами, а та, что назначена тебе, устлана лучшими коврами. В бортах ни единой щелки, палуба надраена, в трюме запасы пищи и воды, а также богатые подарки от пресвитера. Будет чем порадовать королеву и ее придворных дам!

– Есть ли на судне вооружение? – спросил Клим, скорее по привычке. В этой реальности пушки и порох еще не изобрели.

– Есть, – подтвердил Бахлул, к удивлению короля. – Носовой таран, окованный бронзой, и два больших самострела на палубе. Еще бочки с горючей смесью, чтобы пускать снаряды с огнем. На тот случай, если встретим морских разбойников.

Глазки джинна сверкали, полы халата развевались, и Клим понял, что сказано еще не все. Он ждал.

Бахлул ибн Хурдак поднял ладони на уровень лица, пробормотал молитву и медленно огладил бороду.

– Я благодарю Всевышнего, позволившего мне дожить до этого дня. Знаешь ли ты, о опора вселенной, кто кормчий на этом корабле? Называл ли пресвитер его имя?

– Нет. Сказал лишь, что капитан отважен и опытен.

– Так и есть, так и есть, мой господин! – Бахлул в восторге всплеснул руками. – Кто на всех морях мира может сравниться отвагой и опытом с Синдбадом-мореходом? Кто лучше знает пути ветров и волн? Кто правит кораблем, не страшась шторма и бури? Не зря о нем рассказывают сказки. И теперь я увидел его воочию!

Клим усмехнулся:

– А кто у него в команде? Али-баба, Аладдин и Маруф-башмачник?

– Нет, о меч справедливости, этих имен я не слышал. У Синдбада тридцать крепких молодцов, и лазают они по мачтам, будто стая обезьян. Умелые мореходы!

– Этот парень не может быть Синдбадом, – вмешался Црым. – Синдбад из твоей сказки давно помер, и к тому же наш капитан на героя не тянет. Самозванец с продувной рожей!

Джинн возмущенно закатил глаза, они начали пререкаться, но Клим стукнул ладонью по колену и велел им замолчать. В конце концов, Синдбад – лишь имя, и был ли их капитан тем самым Синдбадом, Клима не волновало. Главное, чтобы доставил его на берег Дикого моря, в землю тавров, за которой начинались степи Хай Бории. Доставил в края, ставшие для него уже родными.

В день, назначенный для празднества, дворец разительно переменился. Съехались тысячи знатных иундейцев, всюду мелькали новые лица. Ржали онагры, трубили слоны, сотни служителей метались по дворам и лестницам, устраивая гостей, сотни поваров толпились на кухне, блюда и кувшины бесконечной чередой плыли в трапезные. Жены и дочери приезжих прогуливались в садах, а кое-кто даже возлежал в изящной позе на ковре у фонтана или бассейна. При всем том соблюдался порядок, беседы велись негромко, выступали гости чинно, никто не сморкался в кулак и не курил подозрительной травки, пищу и напитки подавали вовремя, а ездовых животных быстро разместили в стойлах и городских конюшнях. К вечеру знать начала собираться в зале приемов, огромном, как арена в Лужниках. Белый цвет в одеждах был преобладающим, но встречались кавалеры и дамы в ярких шелках, с перьями на шляпах, увешанные драгоценностями с ног до головы. Зал, уже знакомый Климу, тоже изменился; у стен его тянулись накрытые к пиршеству столы, а посередине пролегал неширокий помост, устланный коврами. Он шел по всей длине просторного зала и кончался у завесы из синего шелка, расшитого золотыми лилиями. Там, как объяснили Климу, была личная трапезная пресвитера, предназначенная для двоих – владыки Иоанна и короля хайборийского, самого почетного из гостей.