— Будет лучше, если ты поверишь, — мягко проговорил Адамберг.

— Не заставляй его повторять, — проворчал Полуночник. — Тебе один раз сказали, и хватит.

— Вчера я позвонил в агентство «Франс-Пресс» и рассказал им все, что считал нужным, — сообщил Адамберг.

— А что это за агентство такое? — удивился Полуночник.

— Что-то вроде главной овцы в стаде журналистов, — объяснил Солиман. — Все газеты публикуют то, что говорит «Франс-Пресс».

— Ясно. Люблю, когда понятно.

— А маршрут? Зачем ты рассказал им о маршруте? — с трудом обретя дар речи, спросила Камилла.

— Это главное. Больше всего я хотел, чтобы они узнали именно о маршруте.

— Чтобы Массар залег на дно или смылся?! — возмутился Солиман. — Так, что ли? Это и есть полицейский без принципов?

— Он не смоется.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что он еще не закончил.

— Что не закончил?

— Не закончил свою работу — убивать.

— Но он может заниматься своим делом где-нибудь еще, подальше отсюда! — Солиман вскочил. — Уедет себе в Амазонию, в Патагонию, на Гебриды! Овец ведь повсюду полным-полно!

— Я не имел в виду овец. Я имел в виду людей, — спокойно пояснил Адамберг.

— И их тоже можно убивать где угодно.

— Нет. У него еще здесь дела.

Все снова надолго замолчали.

— Мы ничего не поняли, — заговорила Камилла, и ее спутники, судя по всему, были с ней совершенно согласны. — Ты что-то знаешь или тебе только так кажется?

— Я ничего не знаю наверняка. Но хочу посмотреть, что будет. Я уже говорил вам, что маршрут Массара, на мой взгляд, слишком четкий и при этом слишком сложный. Теперь, когда он всем известен, в интересах Массара его изменить.

— И он его изменит! — вскричал Солиман. — Да он его, наверное, уже изменил!

— Или нет, — задумчиво сказал Адамберг. — Это и есть самый больной вопрос. На этом замыкается вся история. Свернет ли он со своего пути? Или пойдет им дальше? Это самое главное.

— Ты говоришь, пойдет ли он? — удивленно спросила Камилла.

— От этого все зависит.

Солиман недоуменно уставился на комиссара.

— Если он будет придерживаться прежнего маршрута, значит, у него нет выбора. Значит, он должен идти именно этой дорогой и не может иначе, даже если риск очень велик.

— Но почему? Это безумие? Или навязчивая идея? — не унимался Солиман.

— Необходимость. Точный расчет. И тогда не будет речи ни о каком непредвиденном стечении обстоятельств. Ни в случае с Серно, ни в случае с Деги.

Солиман недоверчиво покачал головой.

— По-моему, мы все бредим, — сказал он.

— Конечно, — согласился Адамберг. — А что еще остается?

После утренних выпусков новостей сотрудники Меркантурского заповедника вздохнули с облегчением: местные жители наконец оставили их в покое. Две облавы утомили всех, и можно было наконец сделать передышку.

Лоуренс отправился повидаться с Камиллой и теперь гнал свой мотоцикл по дороге. Он так давно ее не видел — уже несколько дней и несколько ночей. Ему недоставало ее голоса, ее лица, ее тела. Последние дни дались ему очень тяжело, поэтому Камиллы особенно не хватало. Он по-прежнему не слышал ее голоса, словно она была отделена от него стеной.

Канадец был обеспокоен. Он хотел продлить визу, но ему наотрез отказали. Он уже давно завершил все свои дела в Меркантуре, срок командировки подходил к концу, и оставаться дольше было незачем. Ровно через два месяца, 22 августа, ему предстояло уехать. Его ждали, чтобы продолжить изучение гризли. Они с Камиллой ни разу не говорили о его отъезде, об их дальнейших отношениях. Лоуренс плохо представлял себе, как будет привыкать к жизни без нее. Сегодня вечером он, если хватит духу, попросит ее уехать с ним в Ванкувер. Bullshit. Женщины всегда слишком сильно его волновали.

День уже начал склоняться к вечеру, когда Адамбергу позвонил Эрмель.

— И в хижине и в гостинице волосы одни и те же, дружище, — сообщил Эрмель. — Совпадают толщина, цвет, структура. Никаких сомнений. Если это не он, то его брат. Что касается ногтей, то придется подождать: их никак не могли найти, только что обнаружили около кровати. Этот кретин из Пюижирона велел обыскать только туалет. А ведь парень мог грызть ногти и выплевывать их на пол, лежа в кровати. Понимаете? Сегодня утром я послал одного из моих людей, чтобы он как следует обшарил хибару и нашел нам ногти со всех десяти пальцев, по крайней мере никак не меньше двух. Когда услышите о новой склоке между двумя полицейскими службами, будете знать, с чего все началось. В любом случае это почти наверняка ваш Массар. Вы ведь знаете экспертов: никогда ничего не говорят определенно. Погодите, дружище, это еще не все. Под ногтями, найденными в щели окна в гостинице «Мельница», обнаружены частицы крови. Это кровь Фернана Деги, совершенно точно. Значит, тот тип из гостиницы натравил свою зверюгу на Деги. По этому поводу исследования тоже проведены, но ни единого волоска, принадлежащего волку, на теле убитого не обнаружено. Волокна шерсти собаки есть, но они принадлежат кокер-спаниелю самого старика. Мы вовсю собираем информацию о Деги, делаем все, что можем. Предупреждаю: ничего занимательного мы не нашли. Работал проводником, водил туристов по горам, вот так-то, дружище. И больше ничего. Всю свою жизнь прожил в Гренобле, а выйдя на пенсию, переехал в Бур, потому что Гренобль стал помойкой, доверху наполненной выхлопными газами. Ни нарушений закона, ни жизненных трагедий, ни любовницы, насколько нам известно. Я связался с Монвайяном, комиссаром из Виллар-де-Ланса. Они со своей стороны собрали досье на Жак-Жана Серно. У него то же самое: ни нарушений, ни трагедий, ни любовниц. Тридцать два года преподавал математику в Гренобле. Кстати, Гренобль — это единственная точка, где сходятся их пути, только точка эта, пожалуй, великовата. Ах да, еще оба были хорошими спортсменами. Но в этом городе таких полно. В горах вообще много людей, готовых часами бродить по камням. Да вы и сами это знаете, вы ведь родом из Пиренеев, насколько мне известно. Нет никаких свидетельств того, что эти двое когда-либо встречались. И еще менее вероятно, чтобы они были знакомы с Сюзанной Рослен. Я работаю в этом направлении и перешлю вам все материалы по факсу, куда вы скажете.

Закончив разговор, Адамберг подошел к грузовику. Солиман, успокоившись, опять достал свой любимый голубой тазик, Камилла, надев наушники, сидела в кабине и сочиняла музыку, Полуночник насвистывал песенки, сидя около ступенек кузова. Он вытаскивал блох из шерсти на животе Интерлока и с сухим треском давил их, зажав между ногтями большого и указательного пальцев. У обитателей фургона для перевозки скота появились свои обычаи и ритуалы, территория была строго поделена. Камилла находилась в авангарде, в ведении Солимана были фланги, а Полуночник отвечал за арьергард.