Что со мной не так? Почему у меня на глазах слезы, когда я вот-вот поеду домой? Я должна бегом запрыгивать в эту машину.

Но вместо этого я шагаю к ней словно осужденный арестант, пока Марцель кладет мой чемодан в багажник. Когда я бросаю взгляд на старое массивное поместье, лишь Клара стоит в дверях, скрестив руки на груди, с серьезным выражением лица.

Я прижимаю ладонь к стеклу.

Она поднимает руку в прощании. Затем Марцель увозит меня прочь.

Сегодня мрачный и пасмурный день. Небо плоское и серое, словно грифельная доска, холод пробирается под одежду. Ветер сдувает последние сухие листья и гоняет мусор по улицам. Время года сменилось. Пришла зима.

Я смотрю на Марцеля, на его красивый профиль и обеспокоенное лицо.

—Ты нравишься Кларе,— говорю я ему по-польски.

Он издает легкий смешок.

—Я знаю,— говорит он.

Марцель замолкает, и я не жду, что он станет говорить со мной больше обычного. Но он, похоже, другого мнения. Мужчина смотрит на меня так, словно видит впервые. Я замечаю, что его глаза светлее, чем я думала — скорее медового оттенка, чем темно-коричневого.

—Отец Клары был пьяницей. Ее дяди — полные кретины,— говорит он.— Особенно отец Йонаса. Клара всегда видела от мужчин только одно. Но это не важно. Я упрямый не меньше, чем она. И настойчивый.

—О,— говорю я.— Это хорошо.

—Ага.— Марцель улыбается и переводит взгляд на дорогу.— Так что я не беспокоюсь.

Мы подъезжаем все ближе к Голд-Косту. Я знаю эти улицы. Ездила по ним сотню раз.

Предвкушение должно нарастать с каждой милей. Буквально через несколько минут я войду в родной дом и увижу свою семью. Они удивятся до потери пульса. Возможно, мне даже стоит попросить охрану у ворот позвонить им и предупредить.

Но внутри меня нарастает не предвкушение, а тревога. Мне не понравился взгляд, который бросил на меня Йонас в коридоре. Это была просто одна из его дурацких ухмылок, но за ней крылось что-то еще.

—Почему в дом приехали те мужчины?— спрашиваю я Марцеля.

—Что?— переспрашивает он, делая последний поворот к моей улице.

—Я видела на заднем дворе одного из вышибал из «Джунглей». И другого парня.

—Я не знаю,— рассеянно говорит Марцель.— Ничего про это не слышал.

—Останови машину,— велю я.

—Что ты…

—ОСТАНОВИ МАШИНУ!

Марцель бьет по тормозам, съезжая на обочину, пока белый микроавтобус раздраженно сигналит, объезжая нас.

Мужчина смотрит на меня, двигатель продолжает работать.

—Я должен отвезти тебя домой,— говорит он мне.— Это приказ Миколая.

—Что-то не так, Марцель. Йонас что-то задумал, я знаю это.

—Он просто фат,— презрительно бросает Марцель.— Миколай наш главарь.

—Прошу,— умоляю я его.— Пожалуйста, давай вернемся. Всего на минуту. Ну или хотя бы позвони Мико.

Марцель смотрит на меня, прикидывая варианты.

—Я позвоню ему,— наконец говорит он.

Марцель набирает номер и прижимает телефон к уху, ясно давая понять мне взглядом, что просто потакает моему капризу.

Никто не снимает трубку.

После шестого или седьмого гудка улыбка сползает с лица Марцеля, и он отъезжает от тротуара.

—Ты возвращаешься, чтобы проверить?

—Да,— говорит он.— Я проверю.

Мико

Наблюдать, как «Лендровер» уезжает со двора, увозя Нессу в ее родной дом, все равно что наблюдать за тем, как солнце садится за горизонт. Свет угасает, и остается лишь холод и тьма.

Дом молчит. Из маленькой студии Нессы не доносится музыка. Не слышно ни нежного смеха, ни ее вопросов Кларе.

На самом деле не слышно вообще ничего. Мои люди тоже молчат. Они злятся на меня.

Со стратегической точки зрения то, что я сделал,— безумие. Отдавать Нессу Гриффинам без какого-либо обмена, даже без гарантий,— это воплощение глупости.

Но мне плевать.

Я не спал всю ночь, любуясь ею.

Ранним утром, когда небо только заалело, лицо девушки осветилось, словно на портрете Караваджо. Я подумал, что в этот момент она прекраснее, чем когда-либо.

Я знал, что не заслуживаю ее в своей постели. Несса — жемчужина, а я лишь грязь на дне океана. Она чистая и непорочная, талантливая и умная, а я необразованный преступник. Монстр, который творил ужасные вещи.

Но, как ни странно, возможно, я единственный, кто по-настоящему оценил ее. Потому что я видел самое уродливое, что есть в этом мире. Я знаю, как редко в нем встречается что-то хорошее.

И в тот момент, когда я любовался спящей Нессой, я понял, что люблю ее.

Любовь — это единственное, что нельзя украсть. И нельзя создать. Она либо есть, либо ее нет. И если любовь есть, отобрать ее невозможно.

Если я принуждением заставлю Нессу выйти за себя, то никогда не узнаю, любит ли она меня на самом деле. И она тоже никогда этого не узнает.

Я должен дать ей шанс сделать собственный выбор. Свободный и независимый.

Если девушка любит меня, она вернется.

Но я не жду этого.

Когда я наблюдаю, как машина уезжает, я сомневаюсь, что когда-нибудь увижу Нессу снова.

Она вернется домой к своей матери и отцу, сестре и брату. Они заключат ее в объятия, прольют слезы, разделят радость. Она испытает облегчение и счастье. И то, что случилось здесь между нами, станет казаться наваждением. Горячечным бредом, который был реальным тогда, но развеялся при свете дня.

Я знаю, что потеряю ее.

Моя пустота поглощает меня целиком.

Мне плевать, что мои братья злы. Мне плевать, как отреагируют русские. Мне плевать вообще на все.

Я спускаюсь на первый этаж и выхожу в сад.

Сейчас это не очень похоже на сад. Листья опали и истлели. Лишь темные голые ветви торчат на фоне сизого неба. От розовых кустов не осталось ничего, кроме шипов. Фонтаны замолкли, не пуская воду.

Зимой все кажется мертвым. Зима в Чикаго холодная и суровая — ничем не лучше, чем в Польше. Возможно, я был бы другим человеком, живи я где-то, где потеплее. А может, такова воля судьбы, чтобы темные души рождались в холодных краях.

Я слышу звук шагов по сухой земле.

Йонас встает рядом со мной, его лицо мрачно.

—Снова один,— говорит он.

—Не один,— глухо отвечаю я.

В этом доме, кроме меня, по-прежнему живут четыре человека. Под моим командованием находится еще с десяток солдат и гораздо больше подчиненных. В моем распоряжении небольшая армия. Я одинок не более, чем был до появления Нессы. То есть совершенно.