Кубань в сорок третьем году почти вся под немецким сапогом была, только юго-восточные районы и часть побережья оккупировать не удалось.

– Мины заложил?

– Не удалось, охрана бдительная.

– Куда мины дел?

– В реку, как увидел, что немцы драпают.

– Не больно-то много показаний. Трибунал не примет их за чистосердечное признание.

Видно было, что колебался Федякин. Знает что-то, но скрывает.

– Говори уже всё.

И Федякина как прорвало, лёгкий толчок требовался. Несколько дней назад он встретил в Симферополе однокурсника по разведшколе. Тот сначала сделал вид, что не узнал, а сам следовал за Федякиным. В глухом переулке нагнал.

– Какими судьбами?

– Как и ты.

– Ты на рации хорошо работаешь?

– Девяносто знаков, я же не радист, а диверсант.

– Знаю. Радист в облаву попал. Сейчас в НКВД сидит. Не знаю, расколется или нет. А информация важная.

– А сам?

– Я только включить – выключить могу да антенну повесить.

– Группы-то разные, зачем мне твои проблемы?

Всё же выходить в эфир пришлось. В центре сразу признали его «почерк», он у каждого индивидуален. В конце точку не поставил, как положено при передаче под контролем. Радиограмма шифрованная, о чём сообщал – не знал. Шифрокнига только у фигуранта. Кстати, его полное имя-отчество – Лазуткин Илья Михайлович. Под каким именем скрывается – не знает, как и адрес. Он свёл его с ещё одним предателем, который удачно устроился в военный комиссариат. На первых порах в военкоматах был только один военнослужащий – сам военком, как правило, из числа годных к нестроевой службе, остальные – вольнонаёмные. Как раз он и был начальником команды на вокзале, к кому обратился Андрей. Стало быть – тот же Лазуткин уже в курсе, что Федякин арестован. Времени у него было более двух суток, при желании можно уехать хоть в Архангельск, хоть в Свердловск. Но всё же Андрей прервал допрос, с двумя бойцами конвойного взвода отправился в военкомат. Для начала спросил военкома – все ли сотрудники на местах?

– Один, начальник второго отдела, Моргунов по фамилии, двое суток не выходит. Как увёл команду для отправки на вокзал, так и исчез. Мы к нему домой посылали, дверь заперта.

Досадно Андрею стало. Упустил предателя. Но у военкома в железном ящике хранились личные дела сотрудников, где было фото. Андрей его изъял из дела. Запросто объявят в розыск, фото разошлют по всем райотделам НКВД, милиции и рано или поздно, а задержат. Государственная машина работает медленно, но неотвратимо, как асфальтовый каток.

Допросы Федякина продолжались ещё неделю. С кем встречался, о ком есть сведения, как выглядят, есть ли особые приметы – родинки, шрамы, видимые дефекты – оторванного при ранении уха, например.

В ходе допросов выяснилось, что Лазуткин любил бывать в татарской харчевне Симферополя. Андрей у начальства выпросил разрешение вместе с Федякиным, в качестве опознавателя, посидеть в забегаловке. Однако всё сорвалось из-за операции НКВД.

Ситуация с крымскими татарами на полуострове сложная. Они считали себя потомками Девлет-Гирея, ходившего на Москву, единственными хозяевами Крыма, хоть численность их составляла 19,4 %. Наряду с татарами, на полуострове жили русские, армяне, греки, украинцы, евреи, немцы и другие народы. Начали пакостить с самого начала войны. В 1941 году было призвано в Красную армию двадцать тысяч татар и все дезертировали в течение двух месяцев. Служили они в 51-й армии, сражавшейся в Крыму. Фактически дивизия бросила армию. И это было одним из факторов, предопределившим поражение Красной армии в Крыму в 1941/42 годах. В ноябре 1941 года партийными органами в Крыму было создано 27 партизанских отрядов. Причём созданы были базы с оружием, продовольствием – мука, макароны, крупы, консервы – с расчётом на два года. Всего партизан было 3,4 тыс. бойцов. Из них пятьдесят процентов татар. В первые же два месяца после оккупации дезертировали 891 татарин. Самое скверное – они знали места закладок продовольствия. Частично разграбили сами, часть выдали немцам, обрекая тем самым партизан на голод. В партизанских отрядах остались шесть татар. В Крыму был создан Крымскотатарский национальный центр во главе с Эдиге Кырымлы. И уже к ноябрю 1942 года ими было создано восемь батальонов татар, а весной 1943 года ещё один. Несколько батальонов не успели завершить формирования до изгнания оккупантов из Крыма. Татары, хорошо зная местность, служили проводниками, выводили немцев на партизанские базы. Служили в «Отрядах вспомогательной службы», числом 19 тысяч человек. А в 1944 году из крымских татар был создан Татарский горно-егерский полк СС.

Предавали не только татары. Армянская диаспора не была такой большой, как татарская. Но проживавший в Симферополе бывший генерал дашнакской армии Дро создал разведывательную организацию «Дромедар», шпионившую на немцев. Кроме того, был создан «Армянский легион», содержавшийся за счёт средств армянской общины Крыма.

После освобождения Крыма руководством СССР по инициативе Берии было принято решение о выселении крымских татар в Узбекистан. Органами НКВД 7 мая были проведены массовые обыски в местах проживания татар. Было изъято винтовок 5995 штук, 337 пулемётов, 250 автоматов, 31 миномёт и множество боеприпасов. Арестовано было 5381 человек.

Операция по выселению готовилась в обстановке секретности, тщательно. В Крым эшелонами доставлены солдаты дивизии НКВД и за три дня, с 18 по 20 мая включительно в 67 эшелонах было вывезено 180 014 татар. Избежали депортации те, кто воевал в партизанских отрядах, те, чьи отцы и сыновья воевали в РККА, и женщины, вышедшие замуж за русских. Нельзя сказать, что все крымские татары предатели, лучшее подтверждение – герой Советского Союза лётчик-истребитель Аметхан Султан.

Конечно, планируемое опознание Лазуткина сорвалось с закрытием харчевни. Однако плюс в депортации тоже был, для спецслужб уж точно. Среди татар были и оставленные немцами диверсанты, разведчики. Для спецпоселенцев в Узбекистане выделили не самые лучшие земли, где точно ни воинских частей нет, ни промышленных объектов, кроме хлопководческих колхозов.

Размотать весь клубок немецкой подпольной сети тогда не удалось. Но перевести дух и отдохнуть не получилось, в Крыму активизировалось уголовное отребье. Понадеялись, что на фоне разрухи, становления милиции, успеют пограбить и перебраться на другое место. К уголовникам советская власть всегда относилась лояльно. Как же, свои – пролетарии, оступились маленько, но это же не буржуазная контра, которую надо к ногтю. Люди образованные – учителя, врачи, художники, писатели, всегда вызывали у большевиков подозрение. Не зря уже после войны появилось «дело врачей», но никто не слышал о «деле слесарей» или сантехников.

Причём уголовники подняли голову не только в Крыму, но и в Одессе, Николаеве. В Крыму ситуация ухудшалась тем, что вместо депортированных татар по постановлению СНХ № 6372с стали переселять в дома сосланных колхозников из областей Украины и России. Всего была переселена пятьдесят одна тысяча человек, причём на семью выдавали подъёмные – две тысячи пятьсот рублей. Учитывая, что средняя зарплата квалифицированного рабочего – токаря, фрезеровщика, была 700 рублей, то это были приличные деньги. Уголовникам было чем поживиться.