Когда месса закончилась, Алиенора направилась к монахам-воинам. Она приветствовала и похвалила за их поступки; кроме того, она упомянула некоторые грамоты, в которых были перечислены пожертвования ордену. Мария упомянула Гуго Пайенского и первый церковный собор 13 января 1127 года, во время которого был провозглашен устав нового ордена[135]. Отдавая в дар пайенские земли, Гуго проявил огромное великодушие. Именно у него была построена первая резиденция командора Востока. С тех пор появились сотни других.

В свою очередь, растроганные тамплиеры поблагодарили дам. Они навсегда покидали Фонтен-ле-Конт, его долину, его чудодейственную воду. Медленно наполнив свои фляги водой, рыцари попросили священника благословить ее, прежде чем снова пуститься в путь. Алиенора, Мария, Аэлис, Эрменгарда долгое время не произносили ни слова, потом направились к источнику и утолили жажду из скромной фляжки.

Ричард вместе с Кретьеном присоединился к ним.

Благодаря благотворному влиянию молитвы, в церкви установилась братская атмосфера. Между мужчинами завязалась дружба. По причине небольшого недомогания Алиеноры все вернулись в Пуатье. Вечером перед камином с горящими поленьями в дружеской обстановке даже самые уставшие смогли расслабиться и хорошо отдохнуть.

На следующий день Алиенора была готова к отъезду. В свое отсутствие она доверила замок своему доброму Сальдебрею. Вернулся ее сенешаль, Рауль де Фей, которого Нанн боялась и которому не доверяла. Перед отъездом Эрменгарда поддержала ее и взглядом, и словами. Ей удалось даже рассмешить старуху, которая провожала взглядом свою королеву, одетую простой горожанкой, точно так же, как и Эрменгарда. Ричард надел на себя шапку из тех, что носят торговцы. Мария и Аэлис направились в сторону Сен-Савена. Дождутся ли они возвращения Алиеноры в замок? Она не должна задержаться. Кретьен следовал за ними как тень.

В лесу их встретили весенние запахи. Приятно видеть, как под солнцем разворачивались листья деревьев и раскрывались бутоны цветов. Алиенора уже вернулась в обычное состояние. Ее лошадь Бель Амор, за которой наблюдал Ричард, не знала удержу. Эрменгарда была погружена в размышления о том, перенесут ли ослы с атлантического побережья лихорадку Средиземноморья: в дельте Роны монахи из Псальмоди умирают от лихорадки, как и животные.

— Нужно осушать болота, — говорит Алиенора. — Это единственный способ помешать застою и уничтожить гнезда комаров.

— Вместо того чтобы оспаривать графство Прованс, лучше бы графы Тулузы и Барселоны научились извлекать из него доход. Лично я, в моем виконтстве, все делаю, чтобы поддерживать в порядке дороги, мосты, мельницы, соляные копи, и мне удается вызывать этим зависть у Тренкавелей, не говоря обо всех остальных.

Алиенора, Эрменгарда и Ричард хорошо ладили друг с другом, и дорога им казалась не такой уж длинной. Наконец они достигли степей, тут и там засаженных огромными ореховыми деревьями.

— После каштана ореховое дерево служит у нас королевским пристанищем, — вспоминает Алиенора.

— Когда я думаю о жестокости Генриха по отношению к малолетним браконьерам, мне становится плохо. Если бы я применяла английские законы, то повсюду были бы отрубленные руки. Как же, по-твоему, должны согреваться простые люди, если мы не закроем глаза на несколько обрубленных веток? Конечно, если речь идет о вырубке деревьев — это совсем другое дело. Но будем хоть немного милосерднее!

— Ты права, у нас в Пуату простые люди знают, что надо беречь каштаны, фруктовые деревья. Каштановые леса — после того, как дерево станет старым, — дают сырье для изготовления бочек. Танин смягчает кожу при изготовлении кожаных изделий. Дубовые наросты, в некоторые годы очень многочисленные, полезны для красильщиков и изготовителей пергамента. Однако у нас не растут пробковые дубы, нет и кошенили, как у тебя в виконтстве. На обратном пути мы проедем через Ньор и на базаре найдем свежих улиток, лососей, угрей из Эгийонской бухты. Тогда устроим пир на весь мир, — радуется Алиенора.

По мере путешествия пейзаж меняется: леса и кустарники уступают место торфяным озерам, окруженным дамбами. Под копытами лошадей почва становится упругой, целые тучи диких птиц кружат в небе. Соляные копи уже близки.

— Они гнездятся в скалах или в болотах вдоль атлантического побережья, — говорит Алиенора. — В Англии такие птицы встречаются только на острове Уайт; среди них есть и перелетные, и оседлые. И такие, как серебристая цапля, которая стала оседлой, потому что ей подходит местная пища, например молодые угри — дар Божий и для людей, и для птиц.

— Все они не стоят наших розовых фламинго, — возражает Эрменгарда, делая вид, что топорщит воображаемые перья. — Знаешь, что чувствуешь, когда смотришь, как они садятся? Как будто ты в раю. Ты купаешься в розовом цвете. Сам небесный свод покажется блеклым. Но я лично предпочитаю маленьких болотных птичек с синей шейкой, которые летают над камышами. Этот бирюзово-синий цвет — просто прелесть.

Вечером, миновав откосы, осушительные канавы, дамбы, путешественники обнаружили огромные просторы солончаковых болот.

— О, я вижу холмы соли, — говорит Эрменгарда.

В бассейнах для просушки соль, отражая последние лучи солнца, становится похожей на сине-розовый витраж.

— Ночью отборная соль отражает лунный свет, — замечает Алиенора.

Внезапно внимание Эрменгарды отвлекло необычное зрелище: ослы из Пуату двигались гуськом под грузом соли, прикрепленная спереди ивовая ветка отгоняла комаров.

— Добрая скотина! — восклицает виконтесса. — Эти ослы носят банасты[136], как и наши, но они более крепкого вида и выше в холке. Добрая скотина, — повторяет она восторженно. — Однако их слишком сильно нагрузили.

Она забывает о солеварах, которые трудятся почти столько же, сколько и скотина. Босыми ногами в резервуарах — щиколотки распухли от соли — мужчины сгребают кристаллы и насыпают их в кучи. Поскольку солнце больше не жжет, они сбросили свои соломенные шляпы; но работают, по всей видимости, до неурочного часа.

— Это приговоренные к смерти, — добавляет, не удержавшись, Ричард, — подобны рабам фараона. Надо что-нибудь сделать, матушка… Такая потеря людей и животных — большая глупость.

Алиенора обещает. Она сама потрясена. Чернорабочие смотрят на нее в недоумении. Редко бывает, чтобы городская жительница появлялась в таких вредных для здоровья местах. На ее сыне шапка торговцев, может быть, он приехал проверять соль? Ближе к ним выстроились в ряд огромные соляные склады. «Соль — как и вино, источник богатства Пуату, — манила Генриха с тех пор, как только он ступил ногой в наши края», — думает Алиенора.