Но в конечном счете он оказался здесь, в ловушке: интеллектуальный калека, философская тень своего прежнего «я».

Теперь он мог только ждать и надеяться, что тот, кто придет за ним, не будет к нему враждебен. Культура должна обо всем знать. Разум был уверен, что его сигнал прошел и где-нибудь его примут. Но идиране тоже наверняка были в курсе. Разум не думал, что они попытаются взять его силой, – ведь они не хуже его знали, что Дра’Азона лучше не сердить. Но что, если идиране сумеют найти путь на планету, а Культура – нет? Что, если все пространство вокруг Сумрачного Залива теперь занято идиранами? Разум знал, что, попадись он в руки идиранам, ему останется только одно, но он не хотел прибегать к самоуничтожению не только по чисто личным причинам. Он не хотел ни в коем случае (по тем же причинам, по которым идиране опасались брать его штурмом) уничтожаться где-либо вблизи Мира Шкара. Но если его все же захватят в плен на планете, то в этот момент у него будет последний шанс самоуничтожиться. К тому времени, когда идиране увезут его с планеты, они наверняка найдут способ отключить опцию самоуничтожения.

Может быть, он вообще совершил ошибку, спасшись. Может быть, ему следовало погибнуть вместе с кораблем – тогда не было бы всех этих волнений и трудностей. Но эта возможность была словно послана ему самим небом – оказаться так близко к Планете Мертвых, когда он подвергся нападению. Конечно, он хотел жить, но было бы… расточительством отказаться от такого великолепного случая, даже если бы собственное выживание или уничтожение было ему совершенно безразлично.

Так или иначе, но теперь поделать ничего было нельзя. Он был здесь, и ему оставалось только ждать. Ждать и думать. Размышлять над реальными вариантами выбора (их было мало) и всеми возможностями вообще (их было много). Проверить свои воспоминания самым тщательным образом: вдруг обнаружится что-нибудь подходящее, что поможет ему. Например (единственный по-настоящему интересный факт, установленный им, но довольно обескураживающий), он обнаружил, что идиране, видимо, использовали одного из мутаторов, который служил в команде смотрителей на Мире Шкара. Конечно, могло статься, что этот человек давно мертв, или получил другое задание, или находится слишком далеко, или информация была некорректна и отдел Культуры по сбору информации что-то перепутал… Но если все сошлось бы, тогда этого человека в первую очередь и послали бы отыскать нечто, прячущееся в туннелях Командной системы.

В саму конструкцию Разума (на всех уровнях) была заложена вера в то, что не существует такого понятия, как плохие сведения, разве что если рассуждать в очень относительных терминах; но ему очень хотелось бы, чтобы в его банках памяти не было этой информации. Он предпочел бы ничего не знать об этом человеке, мутаторе, который бывал на Мире Шкара и, возможно, работал на идиран. (При всем том, как ни странно, ему хотелось бы знать имя этого человека.)

Но если удача хоть немного улыбнется ему, этот мутатор окажется далеко или же Культура найдет Разум первой. Или же Дра’Азон признает, что его сотоварищ, Разум, попал в беду, и поможет ему, или… случится еще что-нибудь.

Разум ждал в темноте.

Сотни этих планет были пусты; сотни миллионов башен, составленных из комнат, были на своем месте; маленькие комнаты, шкафы, ящики и карточки и место на бумаге для цифр и букв были на своем месте, вот только на них ничего не было написано, они – эти карточки – ничего не содержали… (Иногда Разуму нравилось представлять себе, как он перемещается по узким проходам между шкафов, как один из его дистанционных автономников плывет между берегов памяти, по тесным коридорам, из комнаты в комнату, с этажа на этаж, километр за километром, над скрытыми континентами комнат, заполненными океанами комнат, выровненными горными хребтами, поваленными лесами, укрытыми пустынями комнат.) Все эти системы темных планет, эти триллионы квадратных километров чистой бумаги являли собой будущее Разума; пространства, которые он заполнит в своей грядущей жизни.

Если эта жизнь у него будет.

«Ущерб – игра, запрещенная повсеместно. Они соберутся сегодня в этом малопривлекательном здании под куполом на другой стороне площади – игроки Кануна Разрушения… избранная группа богатых психопатов человеческой галактики будет играть в игру, которая соотносится с реальной жизнью так же, как мыльная опера с высокой трагедией.

Мы находимся в городе двух портов Эваноте на орбиталище Вавач, том самом орбиталище Вавач, которое приблизительно через одиннадцать стандартных часов будет взорвано, разметано на атомы, так как в войне между идиранами и Культурой в этой части галактики, вблизи Сверкающего Берега и Сумрачного Залива, снова торжествует принцип «несмотря-ни-на-что-не-поступлюсьпринципами» и под натиском его снова отступает здравый смысл. Именно грядущее разрушение и привлекло сюда этих скатологических хищников, а вовсе не знаменитые мегакорабли или лазурно-голубые технические чудеса Кругоморя. Нет, эти люди прибыли сюда, потому что все орбиталище обречено на скорое уничтожение, и они находят забавным играть в Ущерб – обычную карточную игру, слегка усовершенствованную, чтобы стать более привлекательной для людей с умственными отклонениями, – в местах, которые вот-вот перестанут существовать.

Они играли на планетах накануне сильнейшего кометного или метеоритного дождя, на вулканических кальдерах перед извержением, в городах, ожидавших атомной бомбардировки в ходе ритуальных войн, на астероидах, направляющихся к центру звезды, перед подвижными массами льда или лавы, внутри таинственных инопланетных кораблей, пустых, заброшенных и летящих курсом на черные дыры, в огромных дворцах перед их разграблением толпой андроидов, и практически в любом месте, где вы бы не захотели оказаться сразу же после ухода игроков. Думаю, такой способ получать удовольствие кому-то может показаться странным, но галактика велика, и кого в ней только не встретишь.

И вот они заявились, эти супербогачи, эти бездельники – в арендованных кораблях или на собственных крейсерах. Сейчас они трезвеют, проходят курс пластической хирургии или поведенческой терапии (или того и другого), чтобы выглядеть приемлемо, потому что даже в этих рафинированных кругах существует такое понятие, как «приличное общество», а выглядеть прилично ох как непросто после месяцев, проведенных в роскошных и невообразимых дебошах или извращениях, особенно для них, притягательных или модных сегодня. В то же самое время они сами или с помощью шестерок собирают все свои аоишские кредиты (только наличность, никаких долговых расписок) и прочесывают больницы, сумасшедшие дома и криохранилища в поисках новых Жизней.

Сюда же прибыли и прихлебатели – те, что околачиваются рядом с Ущербом, искатели удачи, когда-то проигравшие и теперь отчаянно желающие взять реванш, если только удастся наскрести денег и Жизни… и человеческие подонки особого рода: эмоти, жертвы эмоциональных осадков игры; падалыцики, которые живут, подъедая крошки с барского стола и терзания, срывающихся с губ их героев – Игроков в Ущерб.

Никому не известно, как все они узнают об игре и даже как добираются сюда вовремя, но слухи всегда доходят до тех, кому это по-настоящему нужно или просто любопытно, и они появляются, как вампиры, готовые к игре и разрушению.