Вечером я пригласил Кригера и Краузе на ужин в ресторан на открытом воздухе, который располагался в выложенном брусчаткой дворе недалеко от знаменитого собора в Магдебурге. Краузе рассказывает о начале их с Андреасом романа. «Я увидела Андреаса в суде, и это было как удар молнии! – говорит она. – В конце каждого дня спортсмены собирались маленькими группами и обсуждали все, что услышали на заседании. Я мгновенно сблизилась с Андреасом. У нас был схожий опыт, и мы думали одинаково. Мы могли посочувствовать друг другу, успокоить. Мы все говорили и говорили. Я поняла, что с этим мужчиной хочу провести остаток жизни».

Вскоре после окончания суда Кригер переехал в Берлин, где жили Краузе и ее дочь от предыдущего брака. С тех пор прошло восемь счастливых лет, и их любовь, похоже, нисколько не ослабла. «Мы поженились в замке Хундисбург [в окрестностях Магдебурга], и на свадьбе у нас было семьдесят гостей, – рассказывает Краузе, с ласковой улыбкой глядя на Кригера. Я спрашиваю, прошла ли у нее депрессия. – После того как я встретила Андреаса, мне все лучше и лучше. С его помощью я справлюсь».

Кригер съедает огромную тарелку салата, затем утку с картошкой, развлекая нас рассказами о главной женщине в его жизни. Он неизменно называет Краузе «женой», как будто долго мечтал произнести это слово, и оно еще не утратило для него новизны. Регулярные инъекции мужских гормонов, необходимых для сохранения бороды и других мужских черт, делает ему Краузе, опытная медсестра.

Краузе сухо замечает, что Кригер теперь принимает мужские гормоны добровольно, а раньше его заставляли делать это обманом. Кригер смеется шутке жены. Возможно, это последний поворот в одной из самых невероятных историй в спорте.

Молнии

Мало что может сравниться с тишиной, опускающейся на стадион, когда восемь мужчин разминаются перед битвой за легендарное звание самого быстрого человека на планете. Я присутствовал на олимпийском стадионе в Пекине в 2008 году, когда Усэйн Болт опустился на колени, уперся ногами в колодки и принялся слегка раскачиваться; соперники нервничали – они прекрасно знали, на что способен высокий парень с Ямайки, бегущий по четвертой дорожке.

Болт сорвался с места и на 80 метрах уже так оторвался от соперников, что развел руки в стороны и ударил себя кулаком в грудь – к бурной радости 80 тысяч зрителей. И лишь несколько секунд спустя, когда на гигантском табло появился результат, стадион в изумлении ахнул. Под вспышками фотокамер Болт опустился на колени и показал на электронный таймер: 9,69 секунды, новый мировой рекорд.

Безоговорочная победа Болта над соперниками была необыкновенно красивой, а его торжество за несколько метров до финишной черты стало визитной карточкой XXIX Олимпийских игр. Но это также было продолжением тенденции, насчитывавшей более четырех десятилетий. В 1968 году в жарком и душном Мехико Джим Хайнс стал первым человеком, которому удалось пробежать стометровку быстрее 10 секунд по показаниям электронного таймера. С тех пор мировой рекорд обновляли спортсмены трех государств. Все они, включая Хайнса, были чернокожими.

Доминирование чернокожих спортсменов в спринте не ограничивается новыми рекордами. После 1983 года все победители чемпионатов мира на дистанции 100 метров были черными – как и все финалисты последних десяти чемпионатов, за исключением Матича Осовникара из Словении, который в 2007 году в Токио финишировал седьмым. Больше четверти века ни одному белому спринтеру не удавалось пробиться в финал Олимпийских игр.

Из этих фактов естественным образом напрашивается вывод: в том, что касается спринта, черные обладают генетическим преимуществом над белыми. К такому выводу пришли многие журналисты и ученые, что вызвало ярость либералов, опасавшихся, что признание любых естественных различий между расами может привести к возрождению расизма.

Но существуют ли на самом деле такие различия и что это значит? Ответ мы найдем в тех взглядах на расу и человеческое разнообразие, которые сложились в начале XXI века[21].

Классическую аргументацию о причинах превосходства чернокожих спринтеров можно найти в книге американского журналиста и ученого Джона Энтина «Табу. Почему темнокожие спортсмены доминируют в спорте и почему мы боимся говорить об этом» (Taboo: Why Black Athletes Dominate Sports and Why We’re Afraid to Talk About It). Главный тезис Энтина заключался в том, что превосходными спринтерами являются не все чернокожие, а только часть, предки которых жили на западном побережье Африки. Он отмечает, что «ни один белый, азиат или выходец из Восточной Африки» никогда не бежал стометровку быстрее 10 секунд» (курсив мой. – Авт.).

Выяснилось, что у народов Восточной Африки другой талант: бег на длинные дистанции. Хорошо известно, что кенийские бегуны очень успешно выступают на дистанциях 800 метров и больше, завоевав с 1968 года 53 медали на Олимпийских играх, в том числе 17 золотых (несмотря на бойкот игр 1976 и 1980 годов). Кроме того, с 1986 по 2000 год кенийские спортсмены двенадцать раз из четырнадцати выигрывали чемпионат мира по легкоатлетическому кроссу среди мужчин.

Предположим – чисто теоретически, – что такие результаты генетически обоснованы. Можем ли мы на этом основании сделать вывод, что чернокожие от природы лучшие спортсмены? Вовсе нет. Мы можем только сказать, что уроженцы Восточной Африки превосходят остальных в беге на длинные дистанции, уроженцы Западной Африки – в спринте, а белые показывают средние результаты в обоих дисциплинах. На каком же основании делается вывод, что «черные» – прирожденные бегуны на короткие и длинные дистанции?

Логическая ошибка может быть незаметной потому, что мы привыкли считать «черных» и «белых» разными с биологической точки зрения. Но попробуем применить тот же аргумент к центральноафриканскому племени бамбути, которых обычно называют пигмеями. Учитывая, что их рост не превышает 150 сантиметров, будет справедливым утверждать, что бамбути имеют врожденное преимущество для жизни в помещениях с низким потолком. Но можем ли мы на этом основании сделать вывод, что таким преимуществом обладают все чернокожие?

Выявление генетических различий между популяциями – обычное дело. Маленькие популяции обладают генетическими признаками, зачастую отличающимися от других: например, инуиты, для которых характерны более короткие руки и ноги, совсем не похожи на австралийских аборигенов. Такие различия отмечаются по всей планете. Зачем же объединять разные популяции на основе одинакового цвета кожи?