Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ода сам вызвался идти со мной.
— Священник вызывает уважение, а не подозрение, — заявил он. — Бенедетта тоже пойдет, под видом моей жены.
Когда он заговорил о Бенедетте как о жене, я едва не сорвался, но сумел скрыть свое раздражение.
— Для женщин там небезопасно, — заметил я.
— Но женщины постоянно ходят по улицам, — спокойно напомнил Ода.
— Бенедетте лучше остаться здесь, — упорствовал я.
— Восточные англы наверняка подозревают, что где-то в городе до сих пор прячутся беглецы, — терпеливо разъяснял Ода. — Искать будут молодых мужчин, а не священника с женой. Хочешь новостей? Тогда возьми нас с собой. Незнакомцы доверяют священнослужителям.
— А если тебя узнают?
Ода покачал головой:
— Восточную Англию я покинул безбородым юношей. Меня уже никто не помнит.
Я закутался в просторный темный плащ — нашел его при обыске чердака Гуннальда и комнаты внизу, где жил его сын. Плащ подпоясал куском веревки, потом позаимствовал у Гербрухта деревянный крест и повесил на шею. Меча я не взял, вооружился только спрятанным под одеждой ножом.
— Ты похож на монаха, — сказал Финан.
— Благослови тебя Бог, сын мой.
Мы выбрали стол в темном углу таверны. Зал был почти полон. Местные жители расположились по одну сторону широкой комнаты, по другую же устроились воины. Было их большинство, и почти все с мечами. Воины с интересом посмотрели на нас, но сразу отвернулись, едва отец Ода осенил их крестным знамением. Эти парни пришли сюда пить, а не слушать проповеди. Некоторых интересовала не только выпивка: такие влезали по деревянной лестнице в комнаты, где занимались своим ремеслом шлюхи. В спину поднимающимся летели пожелания и насмешки товарищей. Эти похабные звуки резали слух отца Оды, но он молчал.
— Те, кто всходит по лестнице, — это… — начала Бенедетта.
— Да, — отрезал отец Ода.
— Это молодые мужчины, вдали от дома, — сказал я.
Неброская девица подошла к нашему столу, и мы попросили принести эля, хлеба и сыра.
— Вульфред еще жив? — поинтересовался я у нее.
Она посмотрела на меня, но не разглядела лица под капюшоном.
— Он умер, отче, — ответила служанка, явно приняв меня за другого священника.
— Жаль, — сказал я.
Девушка пожала плечами.
— Я вам лучину принесу, — пообещала она.
Я перекрестил ее.
— Благослови тебя Бог, дитя мое, — молвил я, и Ода неодобрительно засопел.
Веселье разгоралось, и восточные англы запели. Первая песня была норманнской, плач мореходов по женам, оставленным на берегу. Но потом саксы в пивной заглушили всех старинной песней, определенно предназначавшейся для наших ушей. Отец Ода, слушая слова, насупился над своей кружкой. Когда Бенедетта, которой потребовалось больше времени, вникла в смысл, глаза ее округлились.
— Эта песня называется «Жена дубильщика», — сказал я, постукивая ладонью по столу в ритм припеву.
— Но она ведь про священника? — спросила Бенедетта. — Разве нет?
— Да, — прошипел отец Ода.
— Там про жену дубильщика и про священника, — пояснил я. — Женщина приходит на исповедь, а он говорит ей, что не понимает, в чем заключается грех, и просит показать ему.
— Проделать это с ним, то есть?
— Да, с ним.
К моему удивлению, итальянка расхохоталась.
— Мне казалось, мы сюда за новостями пришли, — буркнул отец Ода.
— Новости сами к нам придут, — ответил я.
И верно, прошло немного времени с тех пор, как хмельные воины затянули новую песню, когда один средних лет воин, с подстриженной седой бородой, взял кувшин с элем и кружку и подошел к нашему столику. На боку у него висел меч с изрядно потертой рукояткой, а легкая хромота намекала на удар копьем, полученный в «стене щитов». Он вопросительно посмотрел на отца Оду, тот согласно кивнул, и гость присел на скамью напротив меня.
— Извини, отче, за ту песню.
Ода улыбнулся:
— Сын мой, мне и раньше доводилось бывать среди вояк.
Человек, выглядевший достаточно старым, чтобы годиться Оде в отцы, поднял кружку:
— Отче, тогда за твое доброе здоровье.
— Молю Бога, чтобы оно было добрым, — осторожно ответил священник. — И за твое тоже.
— Ты дан? — уточнил наш собеседник.
— Дан, — подтвердил Ода.
— И я. Меня зовут Йорунд, — представился гость.
— А я — отец Ода. Это мои жена и дядя. — Ода перешел на датский.
— Что привело тебя в Лунден? — спросил Йорунд.
Держался он по-приятельски, недоверия в голосе не чувствовалось. И хотя я не сомневался, что восточные англы выискивают по городу врагов, но соглашался с Одой: священник и его жена не столь подозрительны. Так что, скорее всего, Йорунд просто любопытствовал.
— Ищем корабль, который перевезет нас за море, — сказал Ода.
— Едем в Рим, — вставил я, излагая заранее подготовленную историю.
— Мы паломники, — пояснил священник. — Моя жена хворает. — Он положил ладонь на руку Бенедетты. — Хотим получить благословение святейшего отца.
— Отче, сочувствую насчет супруги, — искренне заявил Йорунд, и, глядя на руку попа, я ощутил очередной приступ ревности.
Я посмотрел на Бенедетту, та — на меня. Глаза ее были печальные. На миг взгляды наши встретились.
— До Рима путь далек, — продолжил Йорунд.
— Воистину это длинное путешествие, сын мой, — ответил Ода, внезапно обеспокоившийся, потому что Бенедетта резко убрала руку. — Мы ищем корабль, который доставил бы нас во Франкию.
— Кораблей тут много, — сказал Йорунд. — Я бы не возражал, будь их поменьше.
— Почему? — удивился отец Ода.
— Так это наша работа. Обыскивать корабли, прежде чем они выйдут.
— Зачем?
— Проверяем, чтобы никто из врагов не сбежал.
— Врагов? — Священник изобразил удивление.
Йорунд сделал хороший глоток эля.
— Поговаривают, отче, что Утредэрв в Лундене. Знаешь, кто это?
— Кто ж не знает.
— Тогда ты понимаешь, что такой враг им тут не нужен. Поэтому они сказали: найдите его, сообщите нам и схватите.
— И убейте? — спросил я.
Йорунд пожал плечами:
— Кто-то убьет, но едва ли это будем мы. Да и нет его тут. Что он здесь забыл? Все это просто слухи. Грядет война, а с ней обычно приходят слухи.
— Так разве она уже не началась? — задал вопрос священник. — Я слышал, повсюду уже дерутся.