Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и? — спросил его собеседник.
— Не отпустил, — печально молвил глава Союза промышленников.
Не отпустили их — как пятиклассников, попросившихся с урока в туалет. Очень строгая попалась училка…
На казенных бумажках, которыми казенные люди опечатывали наши останкинские кабинеты, было черным по белому написано, что деятельность телекомпании ТВС прекращена «в связи с обстоятельствами непреодолимой силы».
«Форс-мажор» то есть.
Путин и Ко, приравненные к пожару, войне или наводнению, — неплохо для начала… Кажется, на Родине они еще не получали более адекватную юридическую оценку.
Надеюсь, у них все впереди.
В октябре 2002 года в Берлине проходил Конгресс русскоязычной прессы. Приехало, разумеется, некоторое начальство из России: Игнатенко, Матвиенко, редактор «МК» Гусев… Погуляли, лясы поточили, а тут как раз «Норд-Ост», десятки трупов и траур в России — причем как раз в день прощального банкета.
Что делать?
Согласовали промеж собой политическую платформу и решили: банкет не отменять, но провести его — без музыки! Поели и выпили, стало быть, a capella…
Выходцам из ЦК ВЛКСМ испортить аппетит невозможно.
Вдову Григория Горина пригласили в Кремль: спектакль «Шут Балакирев» получил Государственную премию за 2003 год. Ну, понятное дело: Георгиевский зал, слова, цветы… А потом Любовь Павловну Горину пригласили пройти для получения денежной части премии, и там, в кремлевских бухгалтерских закоулках, у нее попросили доверенность.
Ошарашенная просьбой вдова Григория Горина не стала выяснять, как себе представляют этот документ продвинутые работники кремлевской администрации, и молча покинула сей приют федеральной благотворительности.
Если вы полагаете, что за ней бросились с извинениями, то вы слабо представляете обитателей тех мест: прошло несколько месяцев — даже никто не позвонил.
В середине девяностых на стенах многих начальственных кабинетов висели фотографии. В незатейливой композиции на них был запечатлен тот счастливый момент, когда хозяину кабинета удалось, по недосмотру охраны, вплотную приблизиться к телу Бориса Николаевича Ельцина.
Не Картье-Брессон, но в номенклатурной жизни помогало. За пределы кабинетов, впрочем, холуяж в те годы не выходил. Однако ж, как предупреждал один шекспировский шут, время не спит…
Недавно в Москве, в саду «Эрмитаж», открылся премиленький, в восточном стиле, ресторан; над входом его висит огромный, метр на полтора, в восточном же стиле исполненный ковер — портрет Путина. Глаза добрые-добрые… От сглаза, должно быть, и рэкета помогает безукоризненно — жалко, аппетита не прибавляет.
Впрочем, у этих охранных грамот есть профессиональные разновидности. Например, в фирмах, специализирующихся на шоу-бизнесе, считается очень правильным повесить на видном месте фотографию хозяина фирмы рядом с Кобзоном.
Тоже почему-то хорошо помогает от рэкета.
Кстати, вы не знаете, почему?
Плюньте тому в глаза, кто скажет, что при Путине меня не пускают на телеэкран. Отнюдь! Вот краткий перечень предложений: принять участие в обсуждении выступления футбольной сборной России на Евро-2004 (НТВ), выступить экспертом в программе о проституции (Первый канал), поучаствовать в ток-шоу на тему «Борода — признак ума?» на РТР…
(Я представил себе это шоу: Солженицын против Лужкова… — и решил, что обойдутся без меня. Тем более, я давно сбрил бороду — и уже не очень точно представлял, на чьей стороне мне выступать в ходе этих, столь важных для судеб России, дебатов на государственном канале…)
А летом 2004-го позвонили из «Российской газеты» — говорят, у нас вопрос дня, не согласитесь ли ответить? А только что боевики захватили Назрань, Кавказ полыхает… Давайте, говорю, отвечу.
Ну, они и спросили:
— Какая у вас дневная норма спиртного? Вопрос дня!
В Самарканде, в гостинице, сбылась моя давняя мечта: увидел туркменское ТВ. Золотой профиль Туркменбаши в верхнем углу — в лавровом венце, буквально! Сам Отец Туркмен неторопливо, со вкусом, распекает нерадивых министров, мешающих ему обеспечить народу окончательное счастье. Вечно танцующие дети; потом девушка в национальном наряде рассказывает о трудовых успехах на фоне фанерного щита с цветущей долиной. Потом группа военных долго играет на местном струнном инструменте. В центре — вундеркинд с таким же инструментом (народ и армия едины). Потом — новости: полторы минуты в кадре, почти без склеек — пустыня и работающий в ней ударник-экскаватор.
К этой журналистике мы помаленьку приближаемся (см. программу «Время»). Пустыня со временем приложится обязательно…
Времена возвращаются лицами и лексикой.
В июне 2003-го в программе «Время» появилась неизвестная мне правительственная тетка с арбузными щеками и сообщила:
— В нашей стране дети до пятнадцати лет подлежат отдыху!
…принадлежит моему, слава те господи, бывшему, товарищу по работе Владимиру Кулистикову (партийная кличка Вован). Уйдя с НТВ на руководящую должность на ВГТРК, Вован объяснял перешедшему следом журналисту базовые принципы новостной работы на государственном телевидении.
Инструктаж был так хорош, что его начали передавать из уст в уста в дословном виде:
— У нас верстка простая: первое — Путин, второе — Путин, третье — Путин. И сиди, «бабло» получай!
Формула вышеописанного Вована напомнила мне одну старую телевизионную байку.
В позднесоветское время в «Останкино» пришел заместитель министра обороны: записать поздравление с Днем Советской армии. Сел в студии, положил перед собой листок — и все по листку, не поднимая головы, оттарабанил.
— Товарищ генерал, — предложил гостю режиссер, любитель прекрасного, — вот видите: красный огонек горит? Это телекамера. Вы туда все это скажите, там — миллионы телезрителей, и вы к ним обращаетесь…
На все эти демократические изыски генерал ответил с военной прямотой:
— У меня один телезритель — министр обороны.
Зима 2000 года, горные районы Чечни. Командующий федеральными войсками генерал Казанцев угощает журналистов и в застолье добродушно шутит: