— Сколько? День? Два… Месяц или целый год? — шепчу я со слезами в голосе.

— Я не знаю. Но сейчас я буду очень сильно стараться, чтобы это случилось как можно быстрее. Я хочу расставить все точки над i.

Как я могу отказать ему? Ведь если я капризно топну ножкой и потребую, чтобы Орлов был рядом со мной и не лез в эти опасные игры, он может остановиться. Но рано или поздно он возненавидит меня за это. Его будет тянуть туда с непреодолимой силой.

— Я подожду. Только не затягивай это на года, Егор. И не теряй память, пожалуйста. Я не переживу, если ты забудешь меня ещё раз. Меня и наших деток…

Мой голос начинает сильно дрожать от подступающих слёз. Слова даются мне всё тяжелее, и больше всего хочется податься вперёд и разрыдаться на широкой мужской груди. В голос, с надрывом, выреветь всю тревогу и мрачные мысли, растереть сомнения в пыль крепкими объятиями. Но вместо этого приходится держать себя в руках и беседовать так, будто мы обсуждаем список гостей на свадьбу, а не откровенничаем по душам.

— Не забуду. А если забуду, ты напомнишь. Ты умеешь убеждать, Карамельникова, — приободряет меня Егор.

Я чувствую в нём мужское желание присвоить меня себе и дотронуться. Мужчины любят глазами и руками. Сейчас я понимаю, что Егору мало смотреть. Ему хочется взять. Но приходится прятать лютый голод и жажду, маскируя их безразличием.

— Хочу предупредить кое о чём. Кирана. Возможно, скоро, ты услышишь обо мне что-то не очень хорошее. Что-то плохое.

— Твоё имя смешают с грязью? Вытащат грязные секреты на поверхность? — предполагаю я.

— Нет. Это будет другое. Ты узнаешь одной из первых, а меня не будет рядом, чтобы разубедить тебя в обратном. Но помни, я с тобой. Всегда.

Слёзы скатываются из моих глаз, щекоча кожу.

— Почему мне кажется, что ты прощаешься со мной?

— Потому что так и есть. Завтра я отправлю тебя на курорт. Через неделю я должен буду покинуть город. Заключение контракта. Алмазодобывающая отрасль. Посещение рудника и завода. Я вернусь, но скорее всего, сразу займусь решением вопроса с Игрой…

— Это может быть опасно.

— Ходить по улице тоже опасно. Кто-то по глупости пальнёт в воздух за километр от тебя, а тебе эта пуля прилетит прямиком в лоб.

— Нет, тут другое! Ты намеренно хочешь подвергнуть себя опасности. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

— Просто держи мои слова в своей хорошенькой головке. Идёт? Я вернусь к тебе. Сразу, как только смогу.

Я согласно киваю. Придётся играть по его правилам и набраться терпения.

— Ещё одно. Я знаю, что ты недолюбливаешь Веронику, но…

— Но что?

— Но она будет рядом с тобой. Пожалуйста.

— Ты ей доверяешь? Она же меня ненавидит и мечтает сжить со свету!

— Нет, просто она видела в тебе опасность для меня и нашей семьи. Сейчас она будет находиться рядом с тобой. В качестве персонального помощника.

— Не хочу!

— Ки-ра-на.

— Я ревную! — внезапно признаюсь я. — Мне кажется, что она в тебя влюблена, как кошка, и желает моей мучительной смерти.

— Кто в меня влюблён? Вероника? — удивляется Егор. — Боже… Ничего смешнее я в жизни не слышал. И если уж говорить откровенно, я рискую гораздо больше, оставляю Веронику возле тебя.

— Это почему же?

— Вероника из другого лагеря, — загадочно отвечает Егор и поняв, что я не разбираю смысл его туманного намёка, поясняет. — У Вероники нет парня. У неё есть… девушка. Твоего типажа. Очень мягкая и миниатюрная. Так понятнее?

Я раскрываю рот и забываю его закрыть. Егор тихонько посмеивается, отвернувшись в сторону.

— Откуда ты это знаешь? — наконец говорю. — Вдруг она просто притворяется?

— Нет. Она даже купила кольцо. Чисто символически, разумеется. В общем, Кирана, храни мне верность!

При последних словах Егор отворачивается и начинает гоготать в открытую, на мгновение забыв о необходимости держать строгое и невозмутимое лицо.

— Это не объясняет того, почему Вероника меня невзлюбила. Она же вьётся вокруг тебя как змея.

— Её поведение — амплуа и только. Она была в курсе того, что у меня была интрижка с девушкой. Родители приказали всем держать рот на замке и всячески пресекали открытие тайн из прошлого. Вероника попросту боялась лишиться работы и боялась гнева семьи Орловых. Она не доверяла тебе.

— Сомневаюсь, что её чувства ко мне потеплели…

— Я срезал ей часть жалования. Существенную часть. Но пообещал возместить убыток, если она будет хорошо присматривать за тобой в моё отсутствие. Она очень исполнительная.

— То есть она будет ночевать на коврике под дверью?

— Если понадобится, то да! — совершенно серьёзно замечает Орлов. Потом внезапно добавляет, вертя в руке список потенциальных гостей на свадьбу. — Я хотел бы сделать тебе предложение по-настоящему. Когда всё закончится, я обязательно это сделаю.

— Надеюсь, без показных жестов вроде «залез в окно», «надел потерянную туфельку»?

— Хм… Я надеялся сделать это громко. Но теперь думаю, вдруг тебе больше по вкусу уединённое шале в Альпах?

— Шале и монохромные Альпы?

— Маловато красок? Тогда представь: непогода за окном, танец огоньков свеч и только мы. Вдали от всего мира. У потрескивающего камина.

— Ещё скажи, что на полу будет лежать медвежья шкура? — усмехаюсь я. — Повеяло дурной сентиментальщиной.

— Шкура будет обязательно.

— И камин, чтобы не замёрзнуть?

— Да. Но я горячее. Предлагаю отогреваться в моих объятиях.

Егор обводит меня медленным, тягучим взглядом. Устанавливающим права. Говорящим.

Сейчас он говорит, что я — его. При любом раскладе, удачном или не очень, и во всех доступных версиях нашей сумасшедшей реальности.

Егор кивает, словно подтверждает мои слова.

— Ты — моя, Кирана. Я тебя люблю…

Признание срывается с его губ легко и просто. Я едва держусь от нахлынувших эмоций и цепляюсь за перила, чтобы не упасть.

— Я не жду тех же слов в ответ. Просто хочу, чтобы ты знала это и  запомнила. Ты — лучшее, что со мной случалось. В прошлой жизни. И в этой — тоже.

Егор приближается и говорит тихим голосом:

—  А теперь ты должна надавать мне пощёчин и отправляться прочь с видом, будто я разбил тебе сердце.

Я отрицательно качаю головой, я не в силах сделать ни шагу прочь. Егору приходится самому швырнуть папку на столик с жутким грохотом и уйти, якобы раздосадованному.

Мне даже не приходится делать вид, будто он разбил мне сердце. Его проникновенные слова словно разорвали сердце на мелкие кусочки. Я не знаю, как удержать слёзы. Даже не пытаюсь сделать это. Бесполезно.