– А по-моему, очень мило, – высказывается Уинстон.

Я отхожу назад, наполовину разворачиваясь при этом в сторону. Все присутствующие уставились в нашу сторону. Причем улыбается сейчас один только Уинстон.

– Что происходит? – спрашивает их Уорнер. – Почему она выглядит так, будто вот-вот разрыдается?

Никто ему не отвечает.

– А где Кент? – прищурившись, продолжает свой допрос Уорнер, стараясь прочитать ответ в их глазах. – Что он сотворил с ней?

– Он вышел, – отвечает Лили. – Буквально несколько минут назад.

Уорнер переваривает данную информацию, и глаза его темнеют. Он поворачивается ко мне:

– Прошу тебя, скажи мне, что ты не намерена здесь больше оставаться.

Я закрываю ладонями лицо.

– Все хотят помогать, все хотят сражаться, кроме Адама. Но они не могут уйти отсюда. И я тоже не хочу бросать их тут.

Уорнер вздыхает и закрывает глаза.

– Тогда оставайся, – говорит он, – если тебе этого хочется. Оставайся здесь. Я всегда смогу встретиться с тобой.

– Нет, так не получится, – говорю я. – Мне нужно уходить. И мне не разрешили возвращаться сюда. Никогда.

– Что?! – Ярость и гнев пылают в его глазах. – Что ты хочешь этим сказать. Как это: не разрешают?!

– Адам не хочет, чтобы я оставалась тут. И мне нужно уйти до его возвращения.

Я вижу, как играют желваки на его скулах. Он слишком уж долго смотрит на меня, дольше, чем это было бы необходимо. Я почти вижу, как он думает. Его мозг лихорадочно что-то рассчитывает и прикидывает. Он ищет допустимо рациональное решение проблемы.

– Хорошо, – наконец произносит он. – Хорошо. – И медленно выдыхает.

– Кишимото! – вдруг выпаливает он, не сводя с меня взгляда.

– Здесь, сэр.

Уорнер старается не закатывать глаза, поворачиваясь к Кенджи.

– Я устрою вашу группу в моем личном тренировочном отсеке на базе. Мне потребуются сутки, чтобы все продумать для этой операции, но я смогу гарантировать вам свободный проход по территории, когда вы будете готовы прибыть. Ты станешь невидимым и сделаешь такой же всю группу, после чего вы все последуете за мной. Вы сможете оставаться на этой территории до тех пор, пока мы не подготовим первую стадию своей стратегии. – Он немного помолчал и добавил. – Такой план тебя устроит?

Кенджи смотрит на него чуть ли не с отвращением:

– Черт побери, конечно же, нет.

– Почему нет?

– Вы собираетесь запереть нас в своем так называемом «личном отсеке», да? – говорит Кенджи, одновременно пальцами показывая кавычки. – Почему же честно не признаться и не сказать, что вы просто вознамерились закрыть нас в клетке, чтобы потом постепенно убить одного за другим? Вы считаете, что я настоящий идиот? У меня нет ни единой причины, чтобы поверить вам.

– Я проверю лично, чтобы вас регулярно и достаточно кормили, – отвечает Уорнер. – Условия проживания там, конечно, довольно примитивные, удобств минимум, но, разумеется, они все равно несравнимы вот со всем этим, – говорит он, обводя рукой комнату. – Зато мы будем иметь возможность часто встречаться и обдумывать каждый наш следующий шаг. Вы все должны помнить, что подвергаете себя огромному риску, продолжая оставаться здесь, на неконтролируемой территории. И ты сам, и твои друзья будут в большей безопасности рядом со мной.

– Но зачем вам так стараться ради нас? – удивляется Иан. – Зачем вам нужно помогать нам, кормить и сохранять нам всем жизнь? Это же какая-то бессмыслица…

– А здесь и не надо искать никакого смысла.

– Надо, и еще как! – возражает ему Лили. Глаза у нее злые, она буквально сверлит Уорнера своим тяжелым взглядом. – Мы не собираемся добровольно заходить на военную базу, чтобы нас тут же и пристрелили, – огрызается она. – Это какая-то ловушка.

– Прекрасно, – отвечает ей Уорнер.

– Что именно прекрасно? – спрашивает Лили.

– Не ходите туда.

– Да? – Лили часто моргает, теряя нить разговора.

Уорнер поворачивается к Кенджи.

– Могу я это понимать, что вы официально отказываетесь от моего предложения?

– Да. Спасибо, конечно, но нам оно не подходит, – кивает Кенджи.

Уорнер кивает ему в ответ и переводит взгляд на меня:

– Мы идем?

– Подожди… нет… – Я начинаю паниковать, переводя взгляд от Уорнера на Кенджи и снова на Уорнера. – Я не могу уйти просто вот так… Ведь может случиться так, что я их больше вообще никогда не увижу…

Я поворачиваюсь к Кенджи.

– А ты остаешься здесь? – спрашиваю я. – И мы больше никогда не встретимся?

– Ты можешь оставаться с нами. – С этими словами он скрещивает руки на груди. – Тебе не нужно никуда уходить.

– Ты же знаешь сам, что это невозможно. – Тут я начинаю сердиться, мне сейчас очень обидно и больно. – Ты понимаешь, что Адам говорил то, что имел в виду. Он с ума сойдет, если увидит меня тут, когда вернется…

– Значит, ты уйдешь отсюда просто так? – резко произносит Кенджи. – Уйдешь и бросишь всех нас? – Он обводит рукой присутствующих. – И только из-за того, что Адам повел себя как самый последний… И ты променяешь нас всех на Уорнера?

– Кенджи… Я не… Мне больше негде жить! И что я должна, по-твоему, теперь делать?

– Оставайся.

– Адам вышвырнет меня…

– Ничего подобного, – возражает Кенджи. – Мы ему это не позволим.

– Я не стану навязывать себя силой. И умолять его сжалиться над собой тоже не буду. Разреши мне, по крайней мере, уйти отсюда с достоинством…

Кенджи в отчаянии вздымает руки:

– Но это полный бред!

– Пошли со мной, – предлагаю я. – Пожалуйста… Я хочу, чтобы мы оставались вместе…

– Это невозможно, – отвечает он. – Мы не можем так рисковать, Джульетта. Я, конечно, не знаю, что происходит между вами обоими, – добавляет он, жестом указывая на меня и Уорнера, – и, не исключено, что с тобой он становится совершенно другим, не знаю. Но я не имею никакого права рисковать своей жизнью и судьбой всех остальных, только руководствуясь эмоциями и основываясь на неких предположениях. Может быть, он готов заботиться о тебе, – говорит Кенджи, – но на всех остальных ему ровным счетом наплевать. – Он переводит взгляд на Уорнера. – Так ведь?

– Что именно так? – переспрашивает Уорнер.

– Тебе же наплевать на всех нас. Ну, то есть тебе ведь все равно, выживем мы или нет, и если да, то в каких условиях и как именно?

– Совершенно верно.

Кенджи едва сдерживает горький смех:

– Ну, по крайней мере, это честно.