В другой раз она благополучно вышла на сцену, но когда запела, оказалось, что поет она какую-ту нелепицу – совершенно бессмысленные наборы слов. В третий – вдруг почувствовала, что пол под ногами заходил ходуном, Эдит ухватилась за микрофон, чтобы не упасть, но и микрофон раскачивался, словно тонкое деревцо на ветру. В голове бешено пульсировала кровь, и Эдит словно накрыло волной – она не слышала ни музыкантов, ни собственного голоса – он пропал…

Наркотик стал сказываться на физическом состоянии – места уколов не заживали, и бедра Эдит покрылись кровоподтеками, ранами и струпьями. В таком состоянии пение уже не только не приносило спасения, оно превратилось в пытку. В конце концов Эдит Пиаф вообще перестала воспринимать окружающее.

Больница сменялась больницей, в периоды просветления, когда ей удавалось хотя бы на время избавиться от морфия, Эдит возвращалась к работе над новыми песнями, становясь, как и прежде, весьма придирчивой. «Песня – это рассказ, – говорила она. – Публика должна в него верить».

И публика верила. Она принимала Эдит Пиаф со всеми ее проблемами, со всеми ее несчастьями, со всеми ее слабостями и пороками. Поразительная искренность Эдит, каждая песня которой была исповедью, заставляла слушателей сопереживать и… восхищаться фантастическим талантом этого «парижского воробышка».

Истерзанная недугами, Эдит Пиаф как-то сказала: «Для публики я воплощаю любовь. У меня все должно разрываться внутри и кричать – таков мой образ…»

«Я не расстраиваюсь из-за своих болезней, – говорила певица в интервью газете „Либерасьон“, – каждая болезнь это еще одна ступень на пути к Богу. Что касается страданий… Ведь это мое богатство! Не страдай я в жизни – я не понимала бы, о чем пою!»

«В течение недели, каждый вечер, две тысячи зрителей наблюдают самоубийство Пиаф. Оно происходит под звуки оркестра, вспышки магния и аплодисменты публики. Вчера в Дьепе, сегодня – в Лионе, завтра… После двух катастроф, нескольких операций, напичканная медикаментами („Что касается лекарств, я – супераптека!“ – смеется она), Пиаф приняла решение отправиться в турне по городам Франции, несмотря на просьбы друзей и настоятельные рекомендации врачей».

«Я буду петь до конца!» – говорила она.

«На вопросы радио– и тележурналистов, следующих, как тени, за самой великой французской певицей, Пиаф отвечает: „У меня все превосходно!“ – в ее смехе не слышно слез. Она выходит на сцену, сменив голубой свитер и красную юбку на всегдашнее черное короткое платье, ее походка напоминает движение автомата. Зал взрывается аплодисментами прежде, чем она откроет рот. „Салют, моя красавица!“ – кричит кто-то. Она, в самом деле, красавица – несмотря на изуродованные ревматизмом руки, отекшее от антибиотиков лицо, безжизненные волосы. Когда Пиаф поет, с присущим только ей пафосом и страстью, это Любовь отстаивает свои права. В гримерной ее ждет мужчина – неважно, как сегодня зовут объект привязанности Эдит Пиаф. „Я пролила много слез, чтобы иметь право любить“, – поется в одной из ее песен. „Кого хочу, как хочу и когда хочу!“ – добавляет она. После концерта, после пережитого экстаза, она похожа на боксера, одержавшего победу, но до предела вымотанного. Чтобы сделать несколько шагов, Пиаф вынуждена опереться на чью-нибудь руку…» – так писала французская газета «Либерасьон» в 1960 году.

В конце концов от наркотической зависимости она избавилась. А от одиночества и тоски пыталась найти спасение в мистицизме. Эдит увлеклась спиритизмом, общалась с загробным миром, вызывая души своего отца, дочери и Марселя Сердана. Она стала верить во всевозможные приметы, а в сумке носила множество амулетов и талисманов на все случаи жизни.

Ей было всего сорок пять лет, а организм у нее был почти как у старухи. Обострился ревматизм, которым она страдала в юности. Она уже не могла не то что ходить на каблуках, но и стоять на них ей было невыносимо, – и Эдит начала выступать в черных сандалиях. Вместо наркотика перед выступлением она выпивала пару рюмок чего-нибудь крепкого. Но пела по-прежнему великолепно. Правда, репертуар становился все более трагичным.

Знаменитый французский кинорежиссер, вдохновленный талантом великой певицы и историей ее любви к Марселю Сердану, снял фильм «Эдит и Марсель». Но это был лишь фильм, а она хотела любви в реальной жизни.

Однажды Эдит призналась своей сводной сестре: «Я просто не могу, когда в доме нет мужчины. Это хуже, чем день без солнечного света. Без солнца в принципе можно и обойтись – есть электричество. Но вот дом, в котором не висит где-нибудь мужская рубашка и не валяются мужские носки и галстук – это убивает». И словно на прощанье, судьба преподнесла Эдит еще одну любовь – последнюю.

У Эдит был ее «ее вечный секретарь» – двадцатидевятилетний Клод Фегюс. С тринадцати лет он обожал голос Эдит, а впоследствии влюбился в нее саму. Случилось так, что именно Фегюс познакомил Эдит и Тео. А было это так.

В один из зимних вечеров 1962 года Клод привел в дом Пиаф своего друга, высокого молодого человека, одетого во все черное. Он представил приятеля своей хозяйке: «Теофанис Ламбукас».

Пока Клод и Эдит говорили о делах, Теофанис просидел весь вечер на ковре, в углу, не проронив ни единого слова и раздражая своим молчанием хозяйку. Так прошла их первая встреча.

Через несколько недель Эдит попала в больницу с двусторонней пневмонией. Среди многочисленных посетителей, приходивших навестить любимую певицу, неожиданно оказался Теофанис, которого она не сразу узнала.

О его приходе доложила медсестра: «Мадам, в коридоре какой-то молодой человек просит разрешения пройти к вам в палату». «Наверно, поклонник», – подумала Эдит и кивнула в знак согласия. На пороге появился высокий юноша, одетый во все черное, с темными волосами и такими же глазами. «Меня зовут Тео, – заговорил он. – Месяц назад нас представили друг другу, но вы были слишком заняты, чтобы поговорить со мной».

Тео подошел и протянул ей маленькую куклу. В последний раз ей дарил куклу отец… Эдит засмеялась: «Знаете, я уже вышла из этого возраста». «Но это необычная кукла. Она из Греции, с моей родины. Она принесет вам удачу». И тогда она взглянула на него совсем по-другому…

На следующий день он пришел с цветами. Молодой человек стал часто навещать Эдит. Каждый раз он приносил какой-нибудь сувенир. Эдит, потратившая состояния на подарки мужчинам, вдруг поняла, что ценно искреннее внимание, а не стоимость подарка.

Однажды он попросил разрешения… причесать ее. Она крайне удивилась и смутилась. «Не пугайтесь, я ведь парикмахер!» – улыбнулся молодой человек. И Эдит улыбнулась в ответ.

А через несколько месяцев в каком-то разговоре Тео просто и очень мягко спросил: «Хочешь быть моей женой?»

Как ни умиротворяюще это звучало, Эдит буквально подскочила: «Тео, это невозможно!.. Я намного старше тебя, почти в два раза».

Но он спокойно ответил: «Для меня ты родилась в тот день, когда я тебя увидел».

И она согласилась. Она не могла не согласиться.

Потом она не раз повторяла: «По-настоящему я любила только Марселя Сердана. И всю свою жизнь ждала только своего Тео».