– За прошедшие два года она сильно пострадала, – вмешался настоятель. – Проливные дожди, случившиеся уже на следующий год после написания «Тайной вечери», залили трапезную едва ли не на метр и значительно повредили краски. – Показав на святого, на лице которого застыла печать гнева, продолжил: – Взгляните сюда… Краски потускнели, покрылись известью. И предстоит большая работа, чтобы придать им первоначальный цвет.

– Даже то, что я вижу, представляется мне идеалом. Очень бы мне хотелось знать, что почувствовал Леонардо, когда нанес на картину последний мазок краски… А с кого же он рисовал Христа и Иуду? Невероятно выразительные лица, такое трудно выдумать! – посмотрел король на игумена.

– Леонардо да Винчи действительно долго не мог найти натурщиков на Христа и Иуду, считая их определяющими в картине. Потом однажды ему удалось найти модель для Христа среди молодых певчих. Еще три года он не мог отыскать натурщика для Иуды. И однажды, прогуливаясь по городу, он увидел в сточной канаве опустившегося мужчину с состарившимся от беспробудного пьянства лицом. Леонардо пригласил его в трактир и тотчас начал рисовать его портрет, а когда тот пришел в себя, то сказал, что художник уже рисовал его портрет несколько нет назад, когда он пел в церковном хоре. Правда, рисовал он тогда с него Христа.

– Вы мне рассказали невероятную историю. И даже тронули… Вот что, синьоры, я хочу иметь у себя в Лувре эту картину.

– Вы предлагаете, чтобы кто-то из художников нарисовал во дворце «Тайную вечерю»? – живо спросил кардинал.

Французский король снисходительно улыбнулся:

– Дорогой мой Шарль, повторить подобное невозможно. Я хочу именно эту картину!

– Но каким образом, ваше величество? – растерянно спросил Шарль д’Амбуаза.

– Меня это мало интересует, я хочу иметь ее даже в том случае, если придется по кирпичику разобрать весь монастырь. Надеюсь, вы удовлетворите мое желание? – строго перевел он взгляд на королевского инженера, находящегося в свите.

– Э-э… ваше величество, мне сложно вам сразу определенно сказать. Краски отсырели и сыпятся. Здесь нужно как следует все продумать. Но полагаю, если будет хотя бы единственная возможность, чтобы перенести картину к вам во дворец, так мы ее непременно используем.

– Вот и прекрасно! – бодро произнес король как о решенном. – Очень надеюсь, что в самое ближайшее время я буду лицезреть ее в Лувре.

– Ваше величество, позвольте вам все-таки возразить, – вмешался в разговор настоятель монастыря, – но это невозможно!

– Отчего же? Вы опасаетесь остаться без жилища? – улыбнулся Людовик Двенадцатый. В свите короля сдержанно рассмеялись. Король был склонен к иронии. – Право, вам не стоит беспокоиться по этому поводу. В Италии немало монастырей, которые не оставят без крыши над головой своих братьев.

– Поймите меня правильно, ваше величество, даже если вы разберете стену с картиной по кирпичику, а затем соберете ее во Франции, то от рисунков не останется и следа. Краски рассыпаются в пыль при малейшем прикосновении. Страшно даже представить, что с ними станется, когда вы погрузите кирпичи на кареты и повезете их во Францию.

Король Людовик поднялся со стула и вплотную подошел к картине. Теперь на расстоянии вытянутой руки было отчетливо заметно, что картина значительно повреждена и многие места были смыты стекающей с потолка водой. Примерно на метр от пола картину рассекала прямая известковая полоса, съевшая значительную часть рисунка, – немой свидетель недавнего затопления трапезной во время сильнейшего ливня. В некоторых местах под красками образовались большие пузыри, готовые лопнуть цветной крошкой при малейшем прикосновении.

Лицо Людовика Двенадцатого перекосила откровенная досада. Старик был прав: краски осыпятся еще до того, как будет разобрана стена. И вряд ли отыщется клей, способный закрепить столь чувствительную материю.

– Неужели нет никакого выхода? – растерянно посмотрел он на вице-короля.

– Полагаю, что лучше оставить все так, как есть.

– Где сейчас этот Леонардо?

– Он находится во Флоренции, ваше величество.

– Ах, вот как, – приободрился король. – И что же он там делает?

– По моим сведениям, по заказу Совета десяти он рисует картину в Большом зале «Битва при Ангиари».

– Ха-ха-ха! – весело рассмеялся король. – Право, вы меня рассмешили. Могу представить, что эта за битва! Кажется, там погиб всего лишь один всадник.

– Именно так, ваше величество.

– Эти итальянцы удивляют меня все больше. Сделаем вот что, Шарль, – строго произнес король. – Немедленно отпишите Совету десяти, что Леонардо да Винчи нужен мне в Милане для выполнения некоторых срочных работ.

– Флорентийцы строптивы, они могут отказать.

– Мне это известно, – хмуро обронил король и задумался. Он не привык отступать от первоначальных планов. – Что делает этот Совет в республике?

– Он ответственен за дипломатические переговоры и военные дела.

– Ах, вот оно что… Прекрасно! Думаю, они не осмелятся перечить французскому королю, – криво улыбнулся Людовик Двенадцатый, – если, конечно, не хотят рассориться с Францией.

– Я им напишу сегодня же, ваше величество.

– Постарайтесь, кардинал, отыскать для Совета десяти убедительные слова. И поторопитесь! Очень не люблю ждать. У меня скверная привычка немедленно получать все то, что мне понравилось.

* * *

Письмо от Шарля д’Амбуаза прибыло во Флорентийский Совет десяти на третий день скорой почтой. Гонец, молодой, дерзкий, позвякивая небольшими колокольчиками, пришитыми к его рукавам, уверенно постучал большим металлическим кольцом в дубовую дверь, и, не дождавшись скорого отзыва, громко закричал:

– Господин Макиавелли, вам срочное письмо из Милана от господина Шарля д’Амбуаза.

В глубине комнаты на стены легли тени от зажженных свечей, а затем к стеклу приникло худощавое с аккуратной бородкой лицо секретаря Совета. Распознав гонца, Макиавелли удовлетворенно кивнул и, шаркнув тяжелым засовом, приоткрыл дверь, просунув в проем заспанное лицо.

– Вам письмо от французского короля… Велено передать лично в руки, – отдал письмо гонец.

– Ах, вот оно что, – невольно испытал волнение секретарь. Не так часто приходится получать послание от столь значительной особы. Что же ему понадобилось? – Погоди, – приостановил он удаляющегося гонца. – Вот, возьми за труды, – сунул он лиру в широкую ладонь гонца.

– Вы весьма милостивы, господин Макиавелли, – произнес довольный гонец и тотчас исчез в предрассветном тумане.

* * *

Флорентийский Совет десяти, как это было заведено со дня его основания, собрался в десять часов утра в зале заседаний. Первым выступавшим, по столь же давней традиции, был секретарь Совета Макиавелли.

– Синьоры, сегодня я получил от Шарля д’Амбуаза письмо, в котором он от имени короля просит нас, чтобы мы командировали Леонардо да Винчи в Милан для работ первейшей необходимости. Мы должны решить с вами, как нам поступить. Может, у кого-нибудь из вас имеются предложения? Прошу вас выступить.