Я закурил, передал пачку Ханне и отъехал от тротуара. Машина очень быстро стала заполняться сигаретным дымом, так что пришлось открыть окно. Вся работа кондиционера пошла насмарку, как только волна горячего воздуха ворвалась внутрь.

Какое-то время мы ехали и курили. В голове у меня проносились обрывки музыки Моцарта – концерты, арии, увертюры. Я сфокусировался на музыке, чтобы отделаться от мыслей о расследовании. Я подошел к нему слишком близко, что грозило потерей видения общей картины. Мне нужно было больше дистанции, больше воздуха. Как только мы докурили каждый свою сигарету, я закрыл окно.

За окном застройка становилась все плотнее и плотнее. В каждом доме шторы или жалюзи были закрыты, чтобы защититься от беспощадного пекла. Я включил поворотник, остановился, чтобы пропустить старенький «форд», и повернул налево.

– Но есть все-таки шанс, что убийца – Чоут? – спросила Ханна. – Ну хоть один? Вот Энни Дуфоу легко в это поверила. И, признаюсь, я тоже вполне себе представляю, что он способен совершить что-то такое. Если бы я сейчас включила новости и услышала, что его арестовали по делу об убийстве Сэма, для меня это не стало бы шоком.

– Вчера ты совсем другое говорила.

– То было вчера.

Я повел бровью.

– Ну ладно, я была бы удивлена, но только на короткое время. Когда бы первый шок прошел, я бы поверила, что так оно и есть. В тихом омуте черти водятся, так ведь?

– Иногда, – согласился я. – А иногда – и не в тихом. На самом деле не важно где. Черти водятся в умной голове. Они особо опасны, потому что могут притворяться. Им ничего не стоит слиться с обществом, и ты даже не заметишь, что они там есть.

Ханна задумалась.

– Но совсем невидимыми они же не могут стать! У кого-нибудь да возникнут сомнения.

– Через какое-то время да. Только благодаря этому их и ловят. Но есть убийцы, которые годами остаются на свободе.

– Я не понимаю, как это возможно.

– Вот тебе пример с моим отцом, – сказал я, немного поколебавшись. – Он убивал в течение многих лет, и никто ничего не подозревал. Когда нужно было, он был общительным, в бар ходил со своими дружками, смеялся и шутил, был душой компании. Вот уж он точно не был тихим соседом. И при этом он был всегда вежливым, дружелюбным, всегда помог бы, если была нужна его помощь.

– Тэйлор рассказывал мне о вашем отце. Сочувствую.

– Почему?

– Потому что предполагаю, что вам было очень тяжело жить.

– В том-то и дело, что нет, – возразил я. – У меня было самое обычное детство. Психотерапевту нечем было бы поживиться.

– Как это возможно? Отец – убийца, перестрелял кучу молодых девушек, а вы говорите мне, что у вас было нормальное детство. Я в это не верю.

– Относительно нормальное детство. Лично я не знаю, какое оно – нормальное детство. И не думаю, что вообще кто-то знает.

– Ну, какие-то подозрения у вас все равно же были.

– Вообще ничего! И мать моя ничего не подозревала. Никто ничего не подозревал. Мы узнали обо всем, только когда ФБР приехало его арестовывать.

– Ну как можно было не знать?

– Разделение личности. Иногда он играл роль отца и мужа, иногда – учителя математики, ну и убийцы. У него очень хорошо получалось не смешивать эти личности, и это помогало ему оставаться на свободе. В нем не было ничего серого, только черно-белое: отец семейства, учитель, убийца.

– Хорошо, в детстве у вас было все нормально. А потом?

Я вспомнил ужас, наступивший за арестом отца. В то время мне казалось, что он никогда не закончится. Но все же я нашел выход. Я научился жить с собой, а на большее надеяться было невозможно. Невозможно освободиться от такого прошлого. Оно будет с тобой до самого конца, просто со временем интенсивность переживаний снижается, но они всегда с тобой.

– Моя мать так и не смогла смириться со случившимся, и мы очень много переезжали. Переходить в новую школу всегда трудно, даже если в остальном все хорошо. А когда ты умен и твой отец – серийный убийца, – скажем так, мне пришлось пройти через любопытный опыт.

– Вам было очень трудно.

– А кому легко? – пожал плечами я. – Возьмем тебя. Отец оставил тебя, когда ты была еще ребенком. Мама умерла от рака. Ты с утра до ночи работаешь, чтобы собрать денег на свою мечту.

– Вы хотите сказать, что жизнь – дерьмо?

– Нет, это было бы отговоркой. Бывают трудные моменты в жизни, я не отрицаю этого. Но бывают и радостные, и веселые, и прекрасные. Нужны и взлеты, и падения, иначе все одно и то же. Жизнь, как у трупа.

В кармане завибрировал телефон. Пришло новое смс. Я вытащил телефон и одной рукой разблокировал его, не снимая другую с руля. Сообщение было с незнакомого номера. Я открыл его, но вместо текста была фотография. Я не сразу поверил тому, что увидел. Когда до меня дошел смысл картинки, я дал по тормозам. Ремень безопасности впился мне в грудь и прижал к спинке сиденья.

Ханна что-то говорила, но я не слышал что. Внутри меня все похолодело, но не из-за того, что работал кондиционер. Это был даже не холод, это была заморозка, бесчувствие. Я снова взглянул на экран, надеясь, что мне это только приснилось.

Не приснилось.

– В чем дело? Почему мы встали посреди дороги? – донесся до меня полный паники голос Ханны.

Она смотрела на меня, ожидая ответа, которого у меня не было. По крайней мере, я не мог ей сказать ничего, что она хотела бы услышать. Я смотрел на телефон и надеялся на возможность ошибки. Но это была не ошибка, не галлюцинация и не плод моего воображения. Это была страшная реальность.

– Уинтер, что там?!

Я попытался что-то сказать, какие-то ободряющие слова, но язык не поворачивался. Я смотрел на экран телефона и думал, как же такое могло случиться.

– Дайте телефон.

– Тебе не надо это видеть.

Мой голос звучал спокойно, но это была лишь маска. Внутри меня раздирали эмоции, я впадал из одной крайности в другую. Ярость и бессилие, злость и бесполезность. Сердце бешено колотилось в груди, а от зашкаливающего адреналина меня начинало тошнить.

Ханна выхватила телефон и посмотрела на экран. Глаза у нее чуть не вылезли из орбит, и телефон упал ей на колени. Она порывисто вдохнула, и руки взметнулись ко рту. Она словно пыталась засунуть вопросы обратно в рот, словно без них можно было бы сделать вид, что этот ужас не имеет ничего общего с реальностью. А как только она скажет что-нибудь, все сбудется. Слова превращали фантазию в реальность, и пути назад уже не было.

– Он мертв? – прошептала она, заикаясь.

– Я так не думаю.

Иногда уместна ложь во спасение, а иногда уместна просто наглая ложь. Если Ханна сейчас сломается, она больше не сможет мне помогать. Я взял телефон, рассмотрел фото и изо всех сил постарался притвориться, что это просто какая-то старая фотография с места преступления. Но я никак не мог отделаться от вида переломанного тела Тэйлора. Я глубоко вдохнул, заставил себя сконцентрироваться и изучить фон. Грязный бетонный пол. Пустая бетонная стена. И уже на самой границе фотографии в кадр попала часть строительных лесов.