Эта встреча была не похожа ни на одну из прошлых. Они не играли в «Монополию», не спорили за право завладеть телевизионным пультом. Молодые люди даже выглядели иначе, чем всегда. Садим надела коричневую замшевую юбку до колен, светло-синюю шелковую блузку без рукавов и сандалии на высоком каблуке, позволявшие полюбоваться ее безупречным французским педикюром. Тарик явился в тобе и шимаге, хотя раньше носил традиционный костюм только по религиозным праздникам. Лишь одно не изменилось: он не забыл принести кузине ее любимый гамбургер.

Они поужинали молча, погрузившись в собственные мысли. Садим вела горестный диалог с собой.

«Не о такой любви я мечтала всю жизнь. Тарик — не тот человек, который заставит меня плакать от счастья в день подписания брачного контракта. Он милый и добрый, но очень заурядный. Брак с Тариком — это красивое свадебное платье, богатое приданое, шикарная вечеринка и ничего более. У меня не будет настоящего счастья или хотя бы воспоминаний о нем. Наша совместная жизнь получится самой обыкновенной. Бедный Тарик. Я не буду благодарить Бога каждый день, просыпаясь рядом с тобой. Я не буду таять от счастья всякий раз, когда ты на меня посмотришь. Как грустно. Как скучно…»

Когда ужин был окончен, Садим попыталась оттянуть начало неизбежного разговора.

— Принести тебе что-нибудь, Тарик? Чай? Кофе?

Ее мобильник, лежавший на низком мраморном столике, зазвонил. Глаза у Садим округлились от удивления, а сердце подступило к горлу, когда она увидела на экране номер позвонившего. Это был Фирас.

Девушка вскочила и вышла из комнаты, чтобы ответить на неожиданный звонок — особенно неуместный в такую минуту. Может быть, Фирас каким-то образом узнал про Тарика и позвонил, чтобы повлиять на нее? Почему он всегда все знает и появляется в решающий момент?

— Саддума, как твои дела?

— Как мои дела?

При звуках голоса, который Садим не слышала уже давно, сердце у нее сжалось. Она думала, что Фирас спросит про Тарика. Вместо этого мужчина заговорил о том, что видел ее два дня назад в отеле с подругами. Девушка наблюдала за тем, как Тарик нервно потирает ладони. Он ждал.

— Значит, ты звонишь лишь затем, чтобы сообщить об этом?

— Нет… если честно, я хочу тебе сказать… э… я понял, что…

— Поживей, у меня садится аккумулятор.

— Садим! За одну минуту с тобой я испытал больше счастья, чем за все то время, что прожил с женой.

Девушка помолчала, а затем колко заметила:

— Я предупреждала, но ты сказал, что справишься, потому что ты мужчина и думаешь головой, а не сердцем. Помнишь?

— Саддума, милая, я хочу тебя, я скучаю по тебе. Мне нужна ты. Твоя любовь.

— Нужна тебе? Что это значит? Думаешь, я вернусь и стану твой любовницей, как раньше, — теперь, когда ты женат?

— Я знаю, это невозможно. Поэтому… я прошу… выходи за меня замуж.

Садим прервала связь, не дождавшись конца разговора. Судя по торжествующему тону, Фирас ожидал, что она падет ниц с благодарным «да», едва услышав предложение стать его второй женой. Садим вернулась к Тарику. Тот снял шимаг, кое-как повесил его на подлокотник кушетки и начал неистово ерошить волосы обеими руками. Девушка засмеялась. Она пошла на кухню, готовясь преподнести кузену самый удивительный сюрприз в его жизни.

Она вернулась с двумя бокалами клюквенного сока на подносе. Кузен поднял голову и взглянул на нее. Садим потупилась и улыбнулась с наигранным смущением — точь-в-точь как героини старых фильмов, которые они некогда смотрели вместе. Подражая классическим сценам, когда девушка намекает ухажеру, что предложение принято, Садим поставила поднос перед Тариком и протянула ему бокал. Юноша засмеялся и начал целовать ей руки. Он восторженно твердил:

— И почему этот человек не позвонил раньше?

Я не утверждаю, что мои слова — истина, но надеюсь, что все это — правда.

Гази аль-Тосайби

Девушки из Эр-Рияда продолжают жить дальше. Ламис (которую, как и остальных моих подруг, на самом деле зовут иначе) связалась со мной после четвертого письма. Она написала из Канады, куда отправилась учиться вместе с Низаром, и поздравила с этой безумной затеей. Ламис от души забавляет имя «Тамадур», которое я дала ее сестре, поскольку заранее знала, что двойняшке оно придется не по нраву. Именно так Ламис называла ее, когда хотела подразнить. Ламмуза сказала, что очень счастлива с Низаром. Она родила прелестную девочку, которую назвали в мою честь. Подруга добавила: «Надеюсь, она вырастет не такой сумасшедшей, как ты!»

Мишель по-настоящему удивилась и сказала, что не ожидала увидеть во мне дар рассказчицы. Она частенько помогала припоминать подробности и поправляла, если я в чем-то ошибалась, пусть даже ей не всегда были понятны мои арабские словечки. Мишель неизменно просила меня писать по-английски — по крайней мере, те письма, где речь идет о ней, чтобы она все могла понять.

Садим поначалу не открывала своих подлинных чувств, и я уже решила, что потеряла подругу. Но однажды (после тридцать седьмого письма!) она сделала поистине бесценный подарок. Это была пресловутая ярко-синяя записная книжка, о существовании которой я даже не подозревала. Подруга отдала ее мне незадолго до заключения брачного контракта с Тариком и сказала, что я могу обнародовать все касающееся Фираса. Пусть Господь благословит брак моей подруги, пусть этот союз изгонит из души Садим грусть и скорбь.

Гамра узнала обо всем от одной из своих сестер, которая с самого начала поняла, кто является прототипом моей героини. Гамра рассердилась и пригрозила разрывом, если я не прекращу о ней писать. Мы с Мишель вместе пытались урезонить подругу, но та боялась, что людям станут известны детали, о которых ее семья предпочла бы умолчать. Во время нашего последнего разговора она сказала мне несколько по-настоящему обидных слов. Гамра заявила, что из-за меня лишится последнего шанса… в смысле — шанса выйти замуж. После этого она прекратила все контакты со мной, невзирая на просьбы и извинения.

Жилище Ум Нувайир по-прежнему служит девушкам убежищем. В последний раз подруги собирались там во время новогодних каникул, когда Ламис приехала на свадьбу Садим из Канады, а Мишель — из Дубая. Садим настояла на том, чтобы церемония состоялась в Эр-Рияде. Ум Нувайир занялась организацией праздника вместе с Гамрой.

Что касается любви, то в Саудовской Аравии она по-прежнему должна бороться за право выйти из тени. Об этом говорит всё — вздохи скучающих мужчин в кафе, блестящие глаза женщин под покрывалами, перегруженные после полуночи телефонные линии… А еще — бесчисленные песни и стихи, которые написаны жертвами любви, порицаемой Эр-Риядом.

Я бы хотела выразить глубокую благодарность тем, кто помог создать английскую версию этого романа, — моему милому старшему брату Нассеру, лучшей подруге Асиль, сестре Раше, а также замечательному редактору «Penguin Press» в Нью-Йорке — Лизе Дарнтон. Все они старались сделать так, чтобы в переводе моя книга не проиграла.