Операция по выселению, инициированная Политбюро 23 мая, стала одним из направлений «очищения» столичного региона. Следующим шагом можно считать телеграмму, которую 2 июля Политбюро разослало секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий. В ней, совместно с представителями НКВД, адресатам предлагалось взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников. Наиболее враждебных из них предписывалось немедленно арестовать и расстрелять «в порядке административного проведения их дел через тройки». Остальные, «менее активные, но все же враждебные элементы», после переписки должны быть высланы в указанные НКВД районы. Состав троек, а также количество подлежащих расстрелу и выселению требовалось предоставить в ЦК ВКП(б) в пятидневный срок [581].

Немного затянув с ответом, 10 июля 1937 г. Хрущев предоставил ЦК ВКП(б) на имя Сталина записку с указанием количества уголовных и кулацких элементов, после отбывания наказания осевших в Москве и Московской области. Таких набралось 41 305 человек, из которых к уголовникам было отнесено 33 436 человек, а к кулакам -7869 человек. В соответствии с указаниями, к 1-й категории было отнесено 6500 уголовников и 2000 кулаков. Во 2-ю категорию записали 26 936 уголовников и 5869 кулаков. Для разбора дел в комиссию предлагалось включить С.Ф. Реденса, заместителя прокурора по Московской области К.И. Маслова и самого Хрущева, «с правом, в необходимых случаях» замены вторым секретарем МГК А.А. Волковым. В тот же день Политбюро утвердило все положения записки[582].

Ничего не подозревая об уже принятых наверху решениях, писатель Пришвин записал в тот же день в дневнике: «Поведение в Москве: нельзя говорить о “чем-то” и с какими-то людьми. И весь секрет поведения в том, чтобы чуять везде это “что-то” и тех людей, которые этого ждут. Надо совершенно уничтожить в себе все остатки потребности “отводить душу”»[583]. Писатель к тому времени и сам успел «оказаться» в числе врагов. 5 июня 1937 г. «Правда», наравне с программной статьей о беспощадном разгроме и выкорчевывании «троцкистско-правых шпионов», поместила материал о Союзе советских писателей. Пришвин там был причислен к «враждебным группировкам», на что обратили внимание даже за рубежом[584].

30 июля 1937 г. М.П. Фриновский, назначенный ответственным за проведение акции, направил в Политбюро на утверждение оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов». На следующий день, 31 июля, в кабинете Сталина, среди прочих, присутствовали Хрущев и Волков[585]. В этот же день Политбюро утвердило приказ[586].

Приказ, согласно полученным учетным данным, утверждал лимиты подлежащих репрессиям людей. В Московской области это количество составило 35 000 человек. Все они разбивались на две категории:

1-я категория (5000 человек) – наиболее враждебные элементы, подлежащие немедленному аресту и, после рассмотрения их дел на тройке, расстрелу;

2-я категория (30 000 человек) – «менее активные, но все же враждебные элементы», подлежащие аресту и заключению в лагеря и тюрьмы на срок от 8 до 10 лет. Начавшись 5 августа, операция должна была занять 4 месяца и закончиться до выборов по новой Конституции. Окончательный вариант приказа определил тройку по Московской области в составе Реденса, Маслова и Волкова[587]. После назначения Волкова исполняющим обязанности первого секретаря ЦК КП(б) БССР 1 сентября Н.И. Ежов направил Сталину и Молотову письмо с просьбой разрешить организовать вторую «тройку» для ускорения рассмотрения дел. 3 сентября его просьба была удовлетворена. В состав второй «тройки» вошли: Г.М. Якубович – ее председатель, заместитель начальника УНКВД по Московской области, С.Н. Тарасов – секретарь МК ВКП(б), В.И. Кобленц – врио прокурора[588].

К 15 августа 1937 г. в Московской области из лимита в 35 000 человек по приказу № 00447 было арестовано 3668 человек. Из этого количества тройка успела осудить 622 человека. Значительная часть этих людей – 541 человек – была осуждена по 1-й категории. Это почти в 7 раз больше количества осужденных по 2-й категории – 81 человек [589]. Такая диспропорция в цифрах изначально задавалась приказом: «В первую очередь подвергаются репрессиям контингенты, отнесенные к первой категории»[590].

К 30 сентября общее число арестованных по сравнению с августом выросло в 6,5 раз и составило 23 900 человек. Из осужденных на тот момент 6902 человек 4584 пропустили по 1-й, а 2318 – по 2-й категории [591]. На 1 января 1938 г. лимит осужденных по 1-й и 2-й категориям, заявленный июльским приказом НКВД, был превышен и составил 36 813 человек. При этом количество приговоренных к расстрелу – 8515 человек – превысило и цифру, обозначенную в приказе НКВД (5000), и даже первоначально заявленную в записке Хрущева (8500)[592]. К 15 января 1938 г. количество арестованных и осужденных составило 37 116 человек, из которых по 1-й категории осуждено 8573 и 28 543 человек – по 2-й[593]. Таким образом, к моменту отъезда Хрущева из Москвы на работу на Украину подавляющее число из указанных в июльской записке категорий людей было репрессировано.

Развернувшиеся с лета 1937 г. аресты отразились и на работе партийных органов. Впоследствии Хрущев признавался: «Нас информировали, что такие-то люди сосланы или осуждены на такие-то сроки заключения»[594]. В результате на заседаниях Московского комитета, среди апелляций и дел партийцев, появились особые пункты об исключении из партии – «как арестованных органами НКВД». Количество таких исключений могло быть довольно значительным. Например, 31 августа решением бюро по соответствующему пункту исключили 28 человек[595]. Из 78 пунктов протокола заседания бюро МК от 23 сентября 1937 г. лишь два были посвящены исключениям из партии арестованных членов и кандидатов. Но число исключенных таким образом составило 94 человека и суммарно превысило количество рассмотренных апелляций и дел по приему в партию [596]. На заседании бюро МК 14 ноября так же, «пакетом», исключили уже 10 человек[597].