— Но ведь они есть! Почему знаки?

— Никто не знает.

— И вы тоже не знаете?

Монах задумался.

— Я предполагаю, — сказал он наконец.

Ида напряженно всматривалась в его лицо.

— Существует изобретательный убийца, который маскирует убийства знаками. По сути, ему нужно убить лишь одного человека, остальные — дымовая завеса. Сюжет лежит на поверхности, он не выдумал пороха. Мой друг Жорик говорит в подобных случаях: «Тоже мне бином Ньютона!»

— Вы знаете, кто он? Этот изобретательный убийца?

— Знаю, Ида. Но нужны доказательства.

— И мотив знаете? Почему он убивает?

— Думаю, знаю. Мотив стар, как мир. Шантаж. Убийцу шантажируют, и он убивает. Даю вам честное слово: он больше никого не убьет. Не успеет.

— А вы уверены, что с Толей… несчастный случай?

Монах пожал плечами:

— На убийство не похоже, знака ведь нет.

Ида сидела опустив глаза. Монах переводил взгляд с ее бледного лица на руки, безжизненно лежавшие на столе. Ему было жаль Иду. Ему хотелось погладить ее по голове и сказать: «Оставь все как есть. Забудь». Ему было непонятно упорство, с которым она возвращалась к смертям и знакам. Или понятно… но эту мысль он не желал принимать и гнал прочь. В голове билась древняя Соломонова мудрость: «Все проходит, пройдет и это». Неважно. Раз все в итоге проходит, ничего не важно… в итоге. Можно всю жизнь плыть по течению, не прибиваясь к берегу. Уходить, уплывать, убегать…

— Вы сегодня пили мой чай? — вдруг спросил он, словно приняв про себя какое-то решение.

— Еще нет. — Ида подняла на него измученные глаза.

— Сейчас сообразим, — бодро сказал Монах. — А потом сеанс смехотерапии.

— Я думаю, я никогда отсюда не уеду, — сказала Ида, и столько отчаяния было в ее голосе, что у Монаха защемило сердце.

— Вы отсюда уедете, Ида, я вам обещаю. Слышите? Весной вы будете уже далеко. И будет песок, и будет море. Вы мне верите?

Ида кивнула.

…Она спала, лежа на ковре. Монах как большой медведь сидел рядом, опираясь спиной о диван. Рассматривал ее лицо, такое спокойное во сне. Иногда вздыхал и хмурился. Думал. Принимал решение.

Красавица и чудовище.

— Знаете, мы очень хорошо жили, — вдруг сказала она, не открывая глаз. — У нас было все… только детей не было. Мы хотели ребенка, но у меня были две неудачные беременности, я пролежала несколько месяцев в стационаре. Толя сказал, что можно усыновить ребенка… а потом я заболела… Целых двенадцать лет… я думала, что знаю его… Он историк, защитился по древней истории, собирал материалы об античном театре, у нас полно книг. Написал сценарий для кино, две пьесы, что-то историческое и приключенческое, но не сумел никуда пристроить… он даже нашему театру предлагал, но не получилось. А потом вдруг появился его друг детства, Игорь Костин, и предложил начать совместный бизнес. Толя продал бабкину квартиру… Мне Игорь никогда не нравился, неразговорчивый, плохо одетый… какой-то скользкий. Не знаю! А теперь я благодарна ему, он взял на себя бизнес и похороны. Толя пытался расширить бизнес, знаете, он даже с Шепелем провернул какую-то сделку, но неудачно. После этого мы почти перестали видеться… так, изредка встречались. Иногда я думала, что не нужен бизнес, Толя гуманитарий, его интересовали история, литература, он пробился бы в конце концов. А Шепель очень сильный и жестокий человек, говорят, он топит соперников…

Я не работаю… Толя не хотел, чтобы я работала. Он меня очень ревновал… Он и Вита Шепель были любовниками, я узнала об этом на юбилее. Самое страшное, что я даже не возмутилась! Я подумала, что я больна… какая из меня жена? Я так устала… если бы ты только знал, как я устала! Я чувствую, что ничего не понимаю. Толя стал чужим… Чужой человек рядом… Я не знаю, что мне делать…

Она говорила слегка бессвязно, повторялась, перескакивала с прошлого на настоящее, плакала. Говорила ему «ты». Монах сидел рядом, слушал угрюмо…

— Давай к Митричу, Леша. Эх, вмажем сейчас по пивку, да колбаски копченой, да огурчика маринованного!

— Ты думаешь, что Андрей Шепель убил жену? — спросил Добродеев после первой поллитровой кружки пива.

— Я за точность формулировок, Леша. Он мог убить жену. Алиби его оказалось сомнительным, барышня спала как сурок, а чем занимался клиент, никто не знает. Он мог спуститься по черной лестнице, поймать попутку и через пару часов оказаться дома. Не думаю, что он взял свою машину. А потом таким же макаром вернуться на рассвете в Зареченск. После чего разбудил Лауру и поблагодарил за прекрасную ночь.

— Ты думаешь, это можно доказать?

— Доказательства — не наша сфера, Леша. Наша задача бросить камень в болото, то есть посеять сомнения, что мы с тобой с успехом и проделали. Шепель дернул первую попавшуюся девицу, хотя у них там полно красавиц, только свистни администратору, напоил ее каким-то пойлом, а утром целовал ручку и намекал на бурную ночь, о чем она ни сном, ни духом. Доказательства пусть ищет твой друг Поярков.

— А мотив?

— После нескольких лет супружества вопрос о мотиве считаю некорректным.

Добродеев кивнул, соглашаясь.

— А заодно пусть проверит алиби Шепеля по другим убийствам.

— По другим убийствам? — удивился Добродеев. — С чего это вдруг? Ты что, думаешь, это Шепель?

— Я не знаю, Леша. Я предполагаю. Между прочим, Шепель в роли массового убийцы мне симпатичнее, чем твой Никита Гурский.

— Но зачем?! — вскричал Добродеев. — Какого черта ему убивать… — Он вдруг осекся и уставился на Монаха. Тот с любопытством наблюдал. — Шантаж? Ты уверен, Христофорыч?

— Я предполагаю, Леша. Причин для убийства — раз-два и обчелся, тем более массовых. Если не маньяк, разумеется. Если коротко, то история июньского убийства и последующих убийств укладывается в четкую схему. А именно! — Монах поднял указательный палец. — Некто проник в дом, убил хозяйку, был замечен кем-то из гостей, получил требование от свидетеля с просьбой подкинуть на жизнь, в результате чего пошел вразнос. Как выразилась бабушка-ведьма Саломея Филипповна, стал лупить всех подряд, так как не знал, кто именно ему угрожает. Безупречная логика, по-моему. Резюме: поскольку алиби у Шепеля нет, то он вполне мог быть этим некто… неким. Ежу ясно.

— Он тебе сразу не понравился, — обличающе заметил Добродеев.

— Он мне сразу не понравился, ты прав, Леша. Этот хозяин жизни мне активно не понравился. А если еще прибегнуть к занудным толкованиям всяких мелочей, чем должен заниматься всякий уважающий себя следопыт, то ему не следовало отвечать на наши хамоватые вопросы, сдерживаться и надувать жилу на лбу и шевелить ушами, а нужно было взять и послать подальше. Тем более у него соответствующая репутация. Ему не следовало выбирать затрапезную эскорт-диву, рассудив, что с таким простецким имиджем она не может не оказаться глупышкой, которой можно навешать лапшу о прекрасно проведенной ночи. Кроме того, убийца Виктории Шепель прекрасно ориентировался в доме, так как это был его собственный дом. И гостей он прекрасно знает, и прекрасно помнит, кто присутствовал, и лупит, согласно известным адресам, явкам, паролям, образно выражаясь, опять-таки справедливо рассудив, что рано или поздно влупит в десятку. Он прав, Леша, в том, что нельзя платить шантажисту. Но он не прав в том, что выйдет сухим из воды. Всегда найдется какой-нибудь желтый журналюга и его приятель-волхв, которые разнюхают криминальную тайну. Или посторонний свидетель. Кроме того, я принципиально против убийств.