Но это были его личные ассоциации. А в остальном девушки смотрелись неплохо, отлично даже смотрелись. И бедра у них изгибались крутыми гитарными изгибами, и грудь у красоток подводного мира, по слухам обольщавших еще небезызвестного Садко, была совершенно исключительных форм — в виде идеальных полусфер, украшенных поверху нежно-голубыми ягодками сосков. Монстры вокруг балдели почти так же откровенно, как и простодушный Леха рядом с ними…

Музыка вдруг зазвучала еще быстрей, барабаны забили в тревожно-быстром ритме африканских тамтамов. Русалки, занимавшиеся до этого исключительно завлекательными телодвижениями под плавную музыку, тоже чего-то заволновались и принялись выписывать своими роскошными бедрами такие махи в стороны, что бедный Леха аж подскочил. Крышка стола глухо брякнула. Уж не известно, чем он там об нее ударился — надо думать, коленкою.

Эльф фыркнул, поднялся из-за стола:

— Ну, кто куда, а я спать.

— Я бы тоже лучше… э-э… удалился… — начал было Тимофей.

Но Вигала его перебил:

— Так в чем же дело? Айда…

— Леха, ты идешь? — поинтересовался Тимофей. — А то мы тут спать собрались.

Браток, весь ушедший в созерцание высокоэротичных русалочьих танцев на заднем плане, только молча покачал головой — нет.

Тимофей тоскующе осмотрел потолок, где за перекрытиями на втором этаже пряталась их комната с ужасно уютными на вид койками. Потом перевел глаза на стоявшего у столика эльфа и изобразил на физиономии этакую печальную покорность судьбе-злодейке — мол, и рад бы уйти, да не оставлять же бедолажку-братана на произвол судьбы…

Эльф пожал могучими плечами.

— Что ж, сенсей, если хочешь, оставайся тут с ним за компанию. Хотя смысла в этом нет. Здесь Леху никто не тронет, это место — специально для чужаков. И тут, между прочим, на каждый стол и каждый угол наложены особые охранительные чары под названием «И тронуть ты не моги нашего гостя». Маги-псионики потрудились, они мастера налагать чары, управляющие чужим разумом… Тут даже самый злой ворог не посмеет на бедняжку-постояльца свою злокозненную ручищу поднять! Так что можешь оставить здесь нашего не в меру пылкого братка со спокойным сердцем. Опять же Гондола присмотрит — и за ним, и за русалками. Ему свой кордебалет беречь надо, а уж постояльцев и вовсе — лелеять как родных… А вообще, поступай как знаешь, Тимофей. И чего, спрашивается, я мешаюсь? Тут в конце концов экзотические танцы, уж-жасные удовольствия… Так что… гм… танцуй, пока молодой, Тимофей! А я лично — спать…

Тимофей тоскливо проводил взглядом эльфа, размашисто зашагавшего к выходу из залы. Ну что тут скажешь? Нет, не жаждалось ему что-то прелестей экзотической любви. И уж-жасных удовольствий — тоже, собственно говоря.

Безумно хотелось совсем другого — молча завалиться в койку и там уснуть. А потом спать много и долго и чтобы никто не беспокоил, никто не подбегал с побудительными воплями, не предлагал исполнить два желания поочередно — одно неприятное, другое героическое — как то случилось прошлой ночью… Прошедший день, начавшийся побоищем с тараканомонстром и закончившийся вдовой мага Брандмауэра, тоже здорово измотал учителя тюк-до.

Только Леху это, похоже, не коснулось — тот сидел себе на стульчике свеженький как огурчик, даже подпрыгивал в такт особо жарким русалочьим па.

Что ж, каждому по потребностям — особенно когда у них есть на это способности… Тимофей устало встал. И самым серьезным тоном, на который был способен, сообщил Лехе:

— Слушай меня, чадо. Греши давай в гордом одиночестве; дозволяю, чего уж там. А сам я наверх, в компанию к эльфу, твои грехи замаливать в ночном бдении над подушкой…

Леха помахал ручкой:

— Иди-иди.

Судя по взгляду, парень был горд и весел, аки орел на навозной куче. «И горд, и весел, и славы полон взгляд его…»

«Ну, флаг тебе в руки!» — втихомолку пожелал Тимофей горячему русскому парню Лехе.

А сам двинулся к лестнице, ведущей наверх.

Пролеты освещались бездымно горящими факелами. Синие раки на ковровой дорожке, устилавшей ступеньки, мерцали в его сонных глазах, то увеличиваясь в размерах, то уменьшаясь — хотя, скорее всего, это ему просто казалось. Надо же, как отметил про себя Тимофей, какие интересные выверты бывают у усталого сознания — или же у не менее усталого тела… А может, такова реакция его земного зрения на чужое солнце? Как-никак он сегодня весь день ходил под лучами местного светила — и еще не известно, какой у них тут спектр излучения…

«Разберемся завтра», — решил Тимофей. А на сегодня у него было запланировано только одно — брыкнуться на койку и спать, спать, спать…

В углу громадной комнаты, отведенной им хозяином под ночлег, имелась дверка. В небольшом закутке за ней размещалось подобие совмещенного санузла. Тимофей немало подивился, обнаружив там наличие всех современных удобств — и канализации, и воды в горяче-холодном ассортименте, и ванны с душем. И это в городе, где все попахивало средневековьем — начиная от костюмчиков в компании с нравами и кончая архитектурой…

В стаканчике возле раковины стояли слегка необычные зубные щетки, запечатанные в какую-то прозрачную кожицу. Тимофей содрал с одной из них обертку, подметив боковым зрением наличие на полочке еще одной распечатанной щетки — надо же, Вигала чистит зубы, совсем как обычный слегка цивилизованный человек. Что ж, эльфом можешь ты не быть, но зубы чистить ты обязан… Ткнув щетинистую головку щетки в баночку с чем-то шибко напоминающим зубной порошок, сенсей занялся заточкой собственных резцов. В завершение вечернего туалета Тимофей кое-как ополоснулся, а потом на подгибающихся ногах добрел до койки и на автопилоте нырнул туда.

Эльф лежал на соседней койке громадной грудой под тоненьким одеялом, занавесив изголовье своим нежно-зеленым плащом. И спал тихо, даже тишайше. Ни храпа, ничего… даже дыхания не было слышно в тишине громадной пустой комнаты. — показалось это Тимофею или нет — веки у эльфа были сомкнуты неплотно, а в щелку между ними поблескивали серебристые зрачки. Ну, все правильно — эльф спит, глаза бдят… Зрачки поблескивали в полной тьме, царившей в комнате, слегка разбавленной слабым светом из высоких окон — с эллалийского неба прилежно светили аж три луны, одна зеленая, одна желтоватая и одна слабо-красная. Этакий светофор, которого он не смог рассмотреть прошлой ночью, потому что все небо над ним тогда было закрыто гигантскими местными деревьями, а в голове сидели одни калаучи с сигвортами, перлы местной экосистемы…

Он укрылся с головой одеялом и провалился в сон.

* * *

На следующее утро Тимофей проснулся как от толчка. Рассвет только близился, в комнате царил предутренний сумрак. Вигала сидел на соседней койке полуразвалясь — одна нога вытянута перед собой, другая свешивается вниз. Спиной он упирался в хлипкое кроватное изголовье. Могучий эльф с сомнением на лице осматривал свой меч. Широкое лезвие хищно поблескивало в полумраке, так же как и глаза эльфа. Не известно, какую соринку сам придирчивый эльф искал на длинной полосе сияющей стали — по мнению Тимофея, меч выглядел вполне безукоризненно, то есть жутко опасным и уж-жасно угрожающим… Вообще вся эта эльфовская оглобля из неизвестно какого сплава смотрелась сущим ужасом, способным довести любого нормального человека до шока, икоты и приступов диареи. Таким бы только турецких янычар пугать — во времена оны. Или варяжских гостей, чтоб не ходили на Русь с набегами…