— Как же вы успели.., с этим сейфом? — выдохнул сержант, и было видно, что ему, профессионалу, очень интересно это знать.

— Я же сказал — дама любит купаться. А я не терял времени, вам пока не говорил, потому что не знал, насколько мои планы увенчаются успехом, но с самого начала все, что можно, сфотографировал. У меня и снимки готовы, вышли неплохо.

И, вытащив из кармана толстый конверт, Яцек высыпал на стол фотографии. Майор уже обрел хладнокровие.

— Да, не соскучишься с этими любителями, — недовольно бурчал майор, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Ладно, сержант, давайте обработаем. На пленку.

— Лучше использовать оба способа, — предложил Яцек. — У меня аппарат с собой.

Из другого кармана он извлек фотоаппарат размером со спичечный коробок. Только теперь я обратила внимание на одежду Яцека. На нем была летняя куртка, сплошь в карманах — и открытых, и застегивавшихся на кнопку, и запиравшихся на молнии. Невольно позавидовала — очень бы и мне пригодилась такая куртка. Судя по выражению лица Болека, не я одна испытала зависть.

У сержанта, как известно, всегда были при себе необходимые для работы инструменты, и он немедля взялся за дело.

Теперь наступила моя очередь, и я в подробностях передала полученные от Мажены сведения. Внимательней всех слушал Яцек.

— А что же она ночью делала в Лесничувке? — холодно поинтересовался он.

— А тебе какое дело? — огрызнулась я. — Ладно, потом тебе, так и быть, скажу на ушко.

Естественно, на меня тут же выжидающе уставилось восемь глаз, даже сержант оторвался на минуту от своих долларов.

Пришлось давать объяснения во всеуслышание, и я столь же холодно отрезала:

— Переживала. У девушки нелегкая жизнь, сами понимаете, неприятно порядочной девушке оказаться в двусмысленном положении то официантки, то горничной в пансионате, каждый смотрит на неё как на девицу легкого поведения, поди докажи, что ты не такая. Она бы не так переживала, но, когда к такому же выводу приходит дурак, в которого она имела глупость влюбиться, совсем худо дело. Но это, так сказать, к слову, об этом потом. Тогда же ей просто хотелось подумать обо всем, попереживать, а в таких случаях общество нежелательно. Имеет право человек на переживание? Имеет. А когда думает о своем, не замечает, как прошагает несколько километров до Лесничувки и обратно. Я и то удивляюсь, как она до самых Песков не промчалась, свободно могла и не заметить. Наверное, на пустынном ночном пляже оказались люди, она и вынуждена была присесть на песочек. В сторонке.

— Очень правильно сделала, что присела, — похвалил Мажену майор. — А вот сумела ли разглядеть тех людей в темноте?

— Одного разглядела.

— Почему же не сказала нам сразу?

— Потому что только потом сопоставила события, а до этого думала — те люди просто рыбаки, что-то чинили у своей лодки, а не портили. Да и теперь не уверена, мне сказала просто на всякий случай.

Яцек слушал с величайшим вниманием, и что-то подсказывало мне, что при встрече с Маженой он станет говорить не о подозрительных рыбаках. Возможно, теперь, когда свежо ещё воспоминание о жене прокурора, сравнение было явно в пользу девушки.

— Канат уже обработали, — сообщил сержант. — Вот где черт ногу сломит, его и трос, похоже, весь свет перещупал. Тоже отправить Левковскому?

— Тоже, — решил майор.

Мне же в голову пришла тревожная мысль, и я взволнованно спросила Яцека:

— Слушай, а прокурорша тебя знает?

— В каком смысле? — осторожно уточнил Яцек.

— Ну кто ты, твоя фамилия...

— Да вы что? — возмутился Яцек. — Я самый обычный искатель приключений, сюда приехал из Ломжи, уж не знаю, почему назвал именно её. Фамилию позабыл, но она должна помнить. Холера, меня всего так и переворачивало, когда расплачивалась за меня в ресторане...

— В таком случае нечего и говорить об этом, — пресек майор лишние разговорчики и повернулся к Болеку:

— А что у вас?

Болек, до сих пор молча сидевший со своим стаканом пива в уголке, вздрогнул и набрал воздуха в легкие.

— Ничего особенного. В открытом море, правда, поднялся сильный ветер, хорошо, что я умею управляться с парусом, волна большая, а эта дрянь на буксире мешает, как может. Завтра я выплываю в последний раз, медведя мне передадут ещё сегодня, инструкции получил в письменном виде, наконец, по всем правилам. И трех минут не прошло, как написанное улетучилось. Вот, смотрите.

Мы все с большим интересом осмотрели чистый листок бумаги в клеточку. Клеточка осталась, от написанного же и следа не сохранилось.

Болек уныло закончил отчет:

— А что будет дальше — не знаю, ведь я так и не сумел отгадать, каким именно образом они собираются прикончить меня...

В моем воображении опять возник, как живой, придуманный мною курьер-посланец, вот он, лежит с ножом в груди, в каком-то глухом переулке... А что, если он сломает ногу, выбегая из дому? Может человек оступиться, сходя с крыльца, да и просто на мостовой поскользнуться? Лежит беспомощный, бедняга, прижимая к груди драгоценный пакет с нарезанными газетами, никому не отдает, столпившиеся прохожие вызывают «скорую помощь», а он... Минутку, а что он? Он думает лишь о том, как сообщить о случившемся отправителю или получателю, как связаться с ними, как передать драгоценный конверт. Если конверт ему отдавала я, что я сделаю? Немедленно примчусь за конвертом, заберу его, а потом мне придется всю операцию провернуть с самого начала. Все организовывать заново. Хуже, если дойдет до получателя. Увидев газеты, тот сразу заподозрит, что дело нечисто. Курьер сломал ногу, выбегая из моего дома, на моем пороге или перед моей дверью, значит, не было у него возможности украсть денежки или заменить их на макулатуру. Получатель неминуемо придет к выводу, что именно я собиралась облапошить его, после чего наверняка перестанет меня любить...

И я принялась так и сяк вертеть в воображении курьера со сломанной ногой. А если он сломает её по дороге к моему дому? Еще до получения опасной посылки? Другого у меня нет, доверяла я только вот этому, он один годился на роль козла отпущения. Планы мои рухнули, приходится отложить их до другого удобного случая...

И опять подумала я о получателе, которому не понравилось бы откладывание драгоценной посылки до удобного случая. Наверняка и при таком раскладе он будет недоволен, наверняка у него возникнут подозрения, наверняка я не стану пользоваться у него прежним доверием...

Тряхнув головой, я с трудом прогнала завлекательные образы. Оказывается, мои сообщники оживленно обсуждают возможность гибели Болека в автокатастрофе, даже сержант подключился. Он успел покончить с долларами и теперь опять аккуратно складывал их пачкой, чтобы завернуть в целлофан.

— Достаточно малюсенькой бомбочки...