– Пусти меня! Пусти!

Одну руку ей удалось высвободить, и она тут же влепила ею Катону оплеуху; в ухе так и зазвенело.

– Оставь ее! – гневно крикнул незнакомец.

– Ты иди первый. Я управлюсь с ней и прыгну следом.

– Я сказал, оставь ее. Больше предупреждать не буду.

– Да пошел ты, – бросил, не оборачиваясь, Катон.

От удара по затылку он грузно покачнулся. В глазах полыхнул белый сполох, и мир вокруг него погас.

Вначале была пустота. Затем вроде как забрезжил свет, а с ним прорезались мысль и сознание. Мучительная жарища, его при этом куда-то волокли, затем приподнимали… Обстановку Катон, в принципе, ощущал, но не осмысливал. Он словно бултыхался в лохани мутных и обрывочных, вразнобой стыкующихся меж собою ощущений.

– Ближе! – вопил поблизости чей-то голос. – Я сказал, еще ближе!

Вот Катона подняли, и пространство ожило вспышками света, а он закашлялся и заблевал. Резкий толчок, и он невесомо поплыл, но очень скоро ткнулся во что-то податливо-твердое, отчего ему отшибло дух. И снова настала темнота.

* * *

Кошмар был долгим и безысходным: вокруг горящий лес, где огонь перекидывается с ветки на ветку, а они с Макроном пытаются найти путь сквозь огонь, и при этом стараются уберечь от падающих горящих сучьев Луция. Затем чащоба впереди расступилась, и взору предстала река с лодкой. На веслах там сидел трибун Крист, а на берегу спиной к Катону стояла какая-то женщина. Он на бегу крикнул ей, чтобы она их дождалась. Вот женщина обернулась и оказалась Юлией. Она улыбнулась, а когда они в надежде на спасение наконец выбежали из леса, грациозно запрыгнула на корму и оттолкнула лодку от берега. Крист быстро вывел лодку на стремнину, и к тому моменту, как Катон с сынишкой и Макрон подоспели к берегу, до нее было уже не добраться. Оставалось лишь беспомощно взирать, как лодчонка скрывается из виду, бросая их на произвол судьбы, в то время как огонь подползал все ближе, опаляя своим зноем. Между тем зарево обретало форму, постепенно светлея и становясь прямоугольником; различалась даже рама окна – высоко в стене, напротив кровати. Понадобилась пара секунд, чтобы освоиться с яркостью света. Катон медленно открыл глаза и пошевелился.

– Очнулся. Наконец-то…

Не без труда повернув голову, в изменчивом свете он увидел женщину, сидящую недалеко от кровати. В руках у нее был свиток, который она свернула и поместила на низенький столик, а сама встала.

– Домиция, – срывающимся полушепотом выговорил префект. Губы у него пересохли, глотка горела.

Домиция подошла и улыбнулась сверху вниз.

– Погоди. Вначале выпей вот это. Мой врачеватель тебе кое-что приготовил. Ты можешь сесть?

Катон кивнул и на локтях медленно притянул себя к стене, опершись об нее плечами. Приход в чувство обострил жжение сразу в нескольких местах. Стоило отметить, что сейчас на Катоне была свежая туника, лежал он на мягком матрасе, а ожоги на его теле были смазаны целебной мазью.

– Как…

Попытку что-либо произнести пресекла дерущая боль в груди и горле.

– Я же сказала: погоди, – с нежной терпеливостью, как ребенку, повторила Домиция. Нагнувшись, она подняла с пола возле кровати какую-то бутылочку и вынула из нее стеклянную пробку. – Выпей это.

Катон принял бутылочку, поднес ее к носу и нюхнул. Запах был не лишен приятности, с оттенком мяты, и префект сделал глоток. Жидкость была густой и маслянистой, а ее мятная прохлада благостно успокаивала боль в горле. Катон сделал еще один глоток, покрупнее, но на этом Домиция его остановила.

– Пока хватит, – она положила ладонь ему на руку. – Принимать надо в течение дня небольшими порциями. Пока не пройдет боль. – Забрала бутылочку и заткнула пробкой. – Видимо, недоумеваешь, как ты здесь очутился?

– Да я уж, кажется, догадался. – Катон поерзал, устраиваясь поудобнее. – И долго я тут лежу?

– Два дня. По голове тебе сильно досталось. Временами ты дергался, бормотал что-то бессвязное… Врач сказал мне, что при ударе мысли могут путаться на протяжении нескольких дней. Ты помнишь пожар?

– Да, – Катон сосредоточенно нахмурился. – Там были ребенок и женщина. Что с ними стало?

– Мальчик спасся. Женщина, увы, нет.

У Катона в уме мелькнул образ Луция.

– Как он теперь?

– Да кто его знает… Повезет – так, может, кто-нибудь его и пристроит. Ну а нет – так и…

От жалости к тому мелкому горемыке у Катона сжалось сердце. Для таких, как он, улицы Рима безжалостны. Даже если ему повезет найти новый дом, то, скорее всего, мальчишка будет обречен на беспросветный тяжкий труд где-нибудь в мастерской на задворках, едва лишь возраст позволит ему сносить эту потогонку. Ох уж эти пресловутые капризы судьбы… Один вот теперь сирота, почти наверняка обреченный на нищету, тогда как Луций, невольный баловень судьбы, скорее всего, преуспеет на своем жизненном пути. Если повезет дожить. А это очень и очень зависит от того, чтобы его отец доказал свою невиновность… При мысли о мальчугане и его матери Катон вспомнил о незнакомце, неожиданно пришедшем ему на помощь.

– Там, помнится, был какой-то человек… Это он меня спас?

– Да, он. И доставил тебя сюда после того, как ты выпрыгнул из окна горящей инсулы.

Все отчетливей припоминая события той злосчастной ночи, Катон нахмурился.

– Я не прыгал. Это он меня сбросил.

– Ну, а ты как думал? Пришлось. Это был единственный способ спасти тебя.

– Ну да… После того как он оглушил меня, не дав спасти ту женщину.

Домиция кивнула.

– Да, это так. А что ему еще оставалось? Он мне все рассказал.

– Кто он? – с подозрением спросил Катон.

Домиция, чуть замешкавшись, с терпеливым вздохом сказала:

– Он служит мне и моим друзьям. Звать его Аттал. За тобой он с некоторых пор наблюдал. Исключительно затем, чтобы с тобой все обстояло благополучно. И оно обернулось во благо, когда разбушевался пожар. Когда ты не появился из инсулы вместе со всеми, он сам отправился тебя искать. Иначе ты разделил бы участь женщины, которую пытался спасти.

– Откуда он вообще знал, где меня искать? – продолжал допытываться Катон.

– Я направила его смотреть за домом Семпрония, – Домиция улыбнулась с лукавинкой. – Ведь ты наверняка попытался бы увидеться со своим сыном или с центурионом Макроном, верно? Ты довольно быстро выследил и разделался с людьми Палласа, но Аттал подготовлен лучше, а потому ему удавалось следовать за тобой незамеченным.

– Вот как? Тогда зачем ты подсадила его мне на хвост? Зачем вы пеклись о моей безопасности? Особенно после того, как я отказался участвовать в ваших тайных делах…