Госпожа моя, по словам Пенелопы, была не в духе и имела две продолжительные беседы со своим стряпчим. Дальше следовали кое-какие рассуждения относительно одной бедной родственницы, некоей мисс Клак, — той самой, о которой я упоминал при описании обеда в день рождения, что она сидела возле мистера Годфри и обнаружила большое пристрастие к шампанскому. Пенелопа выражала удивление, что мисс Клак все еще не дала о себе знать. Наверное, она скоро привяжется к миледи по обыкновению… — и так далее, в том же роде, как это принято у женщин — высмеивать друг друга и на словах и письменно. Об этом не стоило бы упоминать, если бы не одно обстоятельство. Я слышал, что, расставшись со мною, вы перейдете к мисс Клак. Если это так, окажите мне милость, не верьте ни единому ее слову, когда она станет говорить о вашем нижайшем слуге.

В пятницу не случилось ничего, кроме того, что у одной из собак сделался нарыв за ухом. Я дал ей настойку из трав и посадил на диету.

Извините, что упоминаю об этом. Как-то невзначай вырвалось. Пожалуйста, пропустите это. Я быстро приближаюсь к концу моих погрешностей против вашего современного изысканного вкуса. Притом собака эта была предоброе животное и заслуживала хорошего лечения; право, заслуживала.

Утренняя почта принесла мне сюрприз в виде лондонской газеты, присланной на мое имя. Почерк, которым написан был адрес, озадачил меня. Я его сличил с записанными в моей книжке именем и адресом лондонского ростовщика — и тотчас узнал почерк сыщика Каффа.

Просмотрев газету с любопытством, я заметил, что одно из полицейских донесений обведено чернилами. Вот оно, к вашим услугам. Прочтите его, как прочел я, и вы справедливо оцените вежливое внимание сыщика, приславшего мне эту последнюю новость.

«Лэмбет. — Незадолго до закрытия заседания мистер Септимус Люкер, известный торговец старинными драгоценными камнями, резными изделиями и пр., и пр., обратился за советом к заседающим судьям. Проситель объяснил, что его беспокоило в течение всего дня поведение трех странствующих индусов, слоняющихся по улице возле его дома. Прогнанные полицией, они опять вернулись и пытались несколько раз проникнуть в дом, якобы за милостыней. Когда их отогнали от парадной двери, они появились у черного хода. Кроме вполне естественной досады на этих попрошаек, мистер Люкер выразил опасение, не замышляют ли они кражу. В его коллекции много единственных в своем роде вещей, и античных, и восточных, огромной стоимости. Только накануне он был принужден отказать работнику, искусному в резьбе (индусскому уроженцу), как мы поняли, по подозрению в покушении на воровство, и он не был уверен, что этот работник и уличные фокусники, на которых он жаловался, не действовали сообща. Может быть, целью их было собрать толпу, произвести на улице суматоху и в этой суматохе получить доступ к дому. В ответ на вопрос судьи мистер Люкер сознался, что, не имея фактов, он не может представить доказательств, что замышляется попытка воровства. Жаловаться он может только на то, что индусы надоедали ему и мешали. Судья заметил, что если эта неприятность повторится еще раз, проситель может вызвать индусов в суд, где с ними поступят по закону. Что касается драгоценностей, находящихся у мистера Люкера, он должен сам принять надлежащие меры для их охраны. Быть может, следовало бы дать знать полиции и принять все предосторожности, какие может предусмотреть опытность полицейских чиновников. Проситель поблагодарил судью и удалился».

Говорят, один из древних мудрецов советовал своим ближним (забыл по какому случаю) «заглянуть в конец». Глядя на конец моих страниц и вспоминая, как я беспокоился несколько дней тому назад, справлюсь или нет со своим рассказом, я вижу, что мое полное описание фактов дошло до заключения очень прилично. Мы переходим в деле о Лунном камне от одного чуда к другому и кончаем самым большим чудом — исполнением трех предсказаний сыщика Каффа меньше чем через неделю с того дня, как они были сделаны.

Услышав в понедельник об Йолландах, я теперь услышал об индусах и ростовщике, и вспомните — сама мисс Рэчель была в это время в Лондоне. Вы видите, я выставляю все в самом худшем свете, даже когда это противоречит моим собственным воззрениям. Если вы бросите меня и перейдете на сторону сыщика, руководствуясь всеми этими уликами; если единственное разумное объяснение, какое можете вы подыскать, заключается в том, что мисс Рэчель и мистер Люкер вступили в сношения и Лунный камень находится в залоге у ростовщика, — признаюсь, я не смогу вас осудить. В темноте довел я вас до этого места. В темноте принужден вас оставить, с нижайшим моим почтением.

События, рассказанные разными лицами

Глава 1

Любезным моим родителям (оба теперь на небесах) я обязана привычкой к порядку и аккуратности, внушенной мне с самого раннего возраста.

В это счастливое, давно миновавшее время я обучена была опрятно держать волосы во все часы дня и ночи и старательно складывать каждый предмет моей одежды в одном и том же порядке, на одном и том же стуле и на одном и том же месте у кровати, прежде чем отправиться на покой. Запись происшествий дня в моем маленьком дневнике неизменно предшествовала складыванию одежды.

Вечерний гимн (повторяемый в постельке) неизменно следовал за этим. А сладкий сон детства неизменно следовал за вечерним гимном.

В последующей жизни — увы! — вечерний гимн заменили печальные и горькие размышления; а сладкий сои вытеснили тревожные сновиденья, заставлявшие меня беспокойно метаться по подушке. Но привычку складывать свою одежду и вести дневничок я сохранила и в последующей моей жизни.

Первое — связало мою жизнь со счастливым детством до разорения папаши.

Второе, бывшее полезным до сих пор главным образом тем, что помогало мне дисциплинировать грешную природу, унаследованную всеми нами от Адама — неожиданно оказалось важным для скромных моих интересов совершенно в другом отношении. Оно позволило мне, бедной, исполнить прихоть одного богатого члена нашей семьи. Мне посчастливилось быть полезной (в светском значении этого слова) мистеру Фрэнклину Блэку.

В течение некоторого времени я не имела никаких вестей от этой благоденствующей ветви нашей фамилии. Когда мы одиноки и бедны, о нас нередко забывают. Мне приходится жить сейчас, из соображений экономии, в маленьком городке, где имеется избранный круг почтенных английских друзей и где налицо два преимущества: протестантский пастор и дешевый рынок.

В этот уединенный уголок дошло вдруг до меня письмо из Англии. О моем ничтожном существовании неожиданно вспомнил мистер Фрэнклин Блэк. Богатый родственник (о, как я хотела бы добавить: духовно богатый!) пишет, даже не пытаясь скрыть этого, что я ему нужна. Ему пришла в голову фантазия опять воскресить скандальную историю Лунного камня, и я должна помочь ему в этом, написав рассказ обо всем, чему была свидетельницей в доме тетки моей Вериндер в Лондоне. Мне предлагают денежное вознаграждение — со свойственным богатым людям отсутствием чуткости. Я должна опять разбередить раны, которые едва затянуло время; я должна пробудить самые мучительные воспоминания и, сделав это, считать себя вознагражденною новым терзанием — в виде чека мистера Фрэнклина.