Артём кивнул. Он заинтересовался.

Ремни обрезали, управителя усадили на пол, прислонив к стене.

– Объясняй! – потребовал Богуслав.

– Касым меня нашёл, – повторила Лучинка. – Сказал: хозяин зря время тратит. – Она перешла на фарси, но вовремя вспомнила, что Артём по-арабски не понимает, и продолжала уже по-словенски: – Человек тот будет молчать. Цена его слов больше, чем боль.

– Почему? – спросил Артём.

– Касым знал, что Богуслав его позовёт. Он поговорил с женой этого человека…

– Вот! – воскликнул Вальгар. – Я же сразу сказал: щенят его сюда! Сразу язык бы развязался!

– Стемидыч, помолчи! – велел Артём. – Лучинка, продолжай, пожалуйста.

Лучинка взяла ковшик с водой, поднесла управителю:

– Попей, добрый человек. И потерпи. Я помогу. Не бойся.

– Хочешь помочь – убей меня, – перестав пить, прошептал Джозо. – Меня уже не спасти.

– А я всё же попробую, – улыбнулась ему Лучинка. И братьям: – Касым говорил с его женой. Она хорошо знает владетеля Мислава. За то, что её муж не уберёг замок, он всё равно умрёт трудной смертью. Но если окажется, что он был стоек, то владетель пощадит его семью. Если же он заговорит под пытками, то их тоже ждёт скверная смерть. Владетель Мислав сажает на кол и за меньшее, чем предательство. Однако он справедлив: если Джозо докажет свою верность и искупит вину стойкостью, то род его не угаснет.

– Мислав далеко, а я – близко, – заметил Артём по-ромейски. – Почему он думает, что Мислав страшнее?

– Он не думает, – тоже по-ромейски ответила Лучинка. – Он молчит и надеется. Он не знает нас. А Касым знает. И знает, что ни ты, ни мой муж не станете терзать детей, чтобы отец заговорил. А просто напугать – не получится. Так сказал Касым. Он сказал: этот человек уже умер. Трудно напугать мертвеца. Но можно подарить ему жизнь.

– Я тебе завидую, брат, – сказал Артём, оборачиваясь к Богуславу. – У тебя даже палач – и тот мудрец. – Он присел на корточки напротив управляющего, глянул в покрасневшие глаза Джозо и спросил: – Знаешь, кто я?

– Рус. – Управляющий облизнул губы, покрытые кровавой коркой. – Твои люди зовут тебя князем… Но имя своё ты не назвал.

– Я – Артём, сын Серегея, князь уличский.

Джозо вздрогнул. Попытался отодвинуться, но лишь вжался в стену и не сдержал стона: Вальгар изрядно исполосовал спину пленника.

– Знаешь, – одобрительно кивнул Артём. – Многие из ваших, из язычников, бежали от меня. Но ещё больше не сумели. Надеюсь, то, что обо мне рассказывают, сделает тебя покладистым.

– Не пугай, – прошептал Джозо. – Делай со мной что хочешь. Я буду молчать.

– Ты уже говоришь, – заметил Артём. – И разве я что-то говорил о тебе?

На этот раз Джозо промолчал. Только сжал зубы так, что вздулись желваки.

– Я ценю мужество, – сказал Артём. – Но цена моего брата выше, чем цена твоего мужества, потому ты расскажешь всё, храбрый Джозо. Но у тебя есть выбор: рассказать всё добровольно и этим спасти себя и свою семью или… Думаю, ты всё понял верно.

– Нам всё равно не жить, – пробормотал управляющий. – Раньше или позже…

– Ты не понял, – возразил Артём. – Разве я сказал: оставлю вас в живых? Я обещаю тебе жизнь, Джозо. Тебе и твоей семье. Возможно, для этого мне придётся забрать вас с собой. Это если твой хозяин сумеет избежать со мной встречи. Но жить вы будете. Однако всё имеет цену. И я хочу знать, что ты готов отдать за свою и их жизни?

– Всё, – прохрипел Джозо. Он поверил. У мертвеца появилась надежда.

Артём встал.

– У нас мало времени, – сказал он, глядя на пленника теперь уже сверху вниз. – Мы уходим из замка. Твою семью спрячут в надёжном месте на тот случай, если твоему прежнему хозяину повезёт и я с ним разминусь. А тебя сейчас немного подлечат и поедешь с нами. А куда ехать и что нас там ждёт, расскажешь ты.

– Расскажу, – пообещал Джозо. – И ты прав, князь русов, времени мало…

* * *

Илья слетел с вышки. Потребовалось время, чтобы отворить ворота. Он справился, когда первые всадники показались на опушке за дальними полями.

– Уходим! – крикнул Илья, взлетев в седло. Голосом и плетью он заставил коней сразу взять в галоп.

Пипка пискнула, но в седле удержалась.

Ей повезло: выпади она, Илья не смог бы её подобрать. Они и так успели в последний момент. Вихрем пронеслись через будто вымершую деревушку и проскочили на дорогу, разминувшись с хорватами Мислава в каком-нибудь стрелище[21]. Будь у тех кони посвежее, могли бы и достать.

Некоторые даже попытались. Десятка два воев преследовали их ещё некоторое время. Илья мог бы сразу оторваться, но не хотел изнурять коней. Путь дальний. Наконец хорватам стало понятно: не догнать, и они повернули обратно.

Мислава среди преследователей Илья не заметил.

Погоня отстала, но считать, что все опасности позади, было рановато.

Илье предстояло не меньше пяти дней двигаться по хорватской земле. Причём большую половину – по земле владетеля Мислава. И значительную часть этого пути Илья знал лишь со слов Цвенко, которого он расспрашивал по пути в острог.

Однако по прикидкам Ильи, уже дня через два он должен выйти к местам, знакомым по путешествию в Чехию. Там должно быть попроще.

Так рассчитывал Илья, и так вышло бы, если бы он был один.

Но с ним была Пипка, которая оказалась в седле в первый раз в жизни и с непривычки в кровь стёрла голые ляжки. Да ещё и не сказала сразу: терпела, пока не стало совсем невмоготу.

Пришлось остановиться, причём надолго. Кипятить воду, готовить успокаивающий отвар, потом накладывать повязки…

Пипка лечение терпела стоически. Возможно, ещё и потому, что действия Ильи не только причиняли боль, но и возбуждали девушку так, что даже Илья это заметил. Но сам ни малейшего плотского желания не испытывал. Пипка не вызывала в нём мужского интереса. Обуза, бросить которую Илья не мог. Он перед ней в долгу. Без её поддержки он наверняка ослабел бы от голода, и кто знает, чем бы всё закончилось? И даже в том, что она стёрла ноги, есть его вина. Мог бы и сообразить, что девушке надо хоть штаны под платье надеть…

В путь они двинулись уже под вечер, потеряв кучу времени. Пипка сидела в седле боком, на свёрнутом одеяле. Если мерин двигался шагом – терпимо. Одно одеяло – под задницей, вторым она накрылась: начался дождь.

Дождь для воина – это скверно. Оружие сырости не любит. Тетиву, хоть и вощёную, с лука надо снимать и в особый мешочек прятать. Лук правильно отлакированный влаги не боится, но становится скользким и неудобным. Да и стрела в дождь летит недалеко и неправильно. Так что тул со стрелами – тоже на запор, а запасные заранее укладываются так, чтобы влага им не вредила. Каждая стрела дорога. Одна стрела – одна жизнь. Чужая, если стрела годная, и своя, если наоборот.