— Извини, — прервала свой рассказ я.

— Ты только представь, семь футов ростом! А? И знаешь, он сейчас живет здесь, в Ричмонде.

— Так, давай-ка посмотрим. — Я пробежала глазами по фасадам зданий, мимо которых мы проезжали. — Нам нужен инженерный факультет, это где-то здесь. Теперь бы найти отделение машиностроения, авиационно-космических и ядерных технологий.

Я сбросила газ, увидев впереди сначала кирпичное строение с белой отделкой, а потом и доску на фасаде. С парковкой проблем не возникло, а вот найти доктора Альфреда Мэтьюза оказалось не так-то просто. Он обещал встретить меня в своем кабинете в 11.30, но, похоже, забыл об этом.

— Ну, и где он? — раздраженно проворчал Марино. Мысль о конверте, лежавшем в багажнике, не давала ему покоя.

— В реакторной установке. — Я села за руль.

— Отлично.

На самом деле я имела в виду лабораторию физики высоких энергий, находившуюся на вершине холма, по соседству с обсерваторией. Сама установка помещалась в громадном кирпичном бункере, окруженном зелеными посадками и надежным забором, при виде которых Марино снова занервничал.

— Перестань. Это же интересно, сам увидишь, — сказала я, открывая дверь.

— Мне совсем не интересно.

— Ладно, тогда оставайся здесь, а я пойду одна.

— А вот возьму и останусь!

Я захватила лежавший в багажнике образец, нажала кнопку звонка у главного входа, и замок щелкнул. Услышав, что мне нужен доктор Мэтьюз, молодой человек, сидевший за стеклом в крохотном фойе, сверился со списком и сообщил, что директор отделения физики находится сейчас у бассейна реактора. Потом он снял трубку внутреннего телефона и протолкнул под стекло пропуск гостя и детектор радиации. Я пристегнула и то, и другое к жакету, а молодой человек, оставив свой пост, провел меня за внушительную стальную дверь, красная лампочка над которой предупреждала о том, что реактор в данный момент работает.

Просторное помещение без окон, с высокими, обложенными керамической плиткой стенами. Все предметы снабжены ярко-желтыми бирками. Вода в конце подсвеченного бассейна отливала голубым свечением, вызванным мгновенным распадом нестабильных атомов в тепловыделяющей сборке ядерного реактора.

— Я почему-то думал, что вы приедете завтра. — Ученый огорченно развел руками.

— Нет, мы договаривались на сегодняшний день. Но в любом случае спасибо, что согласились принять. Образец у меня с собой. — Я показала конверт.

— Хорошо. Джордж? — Доктор Мэтьюз повернулся к студенту. — Сами справитесь?

— Да, сэр. Спасибо.

— Идемте, — кивнул мне доктор. — Спустимся вниз, там и посмотрим. Кстати, вы знаете, сколько у вас здесь?

— Только приблизительно.

— Если материала достаточно, проведем исследование прямо сейчас, так что долго вам ждать не придется.

По другую сторону двери мы повернули налево и задержались возле высокого металлического ящика, считавшего радиацию с наших рук и ног. Счетчик замигал зеленым светом, и мы спустились по лестнице в лабораторию нейтронной радиографии, размещавшуюся в подвале с механическими цехами, автопогрузчиками и предназначенными для отправки огромными бочками с ядерными отходами. На каждом углу я видела аварийное оборудование и диспетчерскую в металлической клетке. В отдельном помещении с толстыми бетонными стенами хранились пятидесятигаллоновые канистры с жидким азотом, германиевые детекторы, усилители и свинцовые слитки.

Сам процесс идентификации моего образца оказался на удивление прост. Надев лабораторный халат и перчатки — никакого защитного костюма, — доктор Мэтьюз поместил клейкую пленку в пробирку, пробирку — в алюминиевый контейнер с кристаллом германия, а контейнер обложил со всех сторон свинцовыми слитками для защиты образца от фонового излучения.

После простой компьютерной команды процесс активизировался, после чего счетчик на контейнере начал измерять радиоактивность. Наблюдать за этим было довольно странно — я привыкла иметь дело со сложными инструментами вроде сканирующего электронного микроскопа и газового хроматографа. Детектор же напоминал какой-то бесформенный свинцовый домик, охлаждаемый жидким азотом и определенно не отягощенный даже примитивным «разумом».

— Ну вот, — сказала я. — Вам нужно лишь подписать акт.

— Процесс может занять час, а то и два. Сейчас трудно сказать более определенно.

Доктор Мэтьюз подписал бланк, и я отдала ему копию.

— Загляну к племяннице и вернусь к вам.

— Я вас провожу. Хотя бы для того, чтобы удостовериться, что вы случайно не нажали не ту кнопку. — Мы прошли мимо детектора, который пропустил нас беспрепятственно. — Как она? Перешла в МТИ?

— Люси обучалась там в интернатуре прошлой осенью. По робототехнике. А сейчас снова здесь и пробудет по меньшей мере еще месяц.

— Не знал. Это замечательно. Что изучает?

— Виртуальную реальность, так она сказала.

Мэтьюз недоуменно посмотрел на меня.

— Разве она не этим занималась, когда была здесь?

— Насколько я поняла, речь идет о более продвинутом уровне.

— Да, наверное. — Он улыбнулся. — Я был бы счастлив иметь хотя бы по одному такому студенту в каждой группе.

Люси была единственной студенткой непрофильного факультета, записавшейся ради собственного интереса на курс ядерно-физического проектирования.

Марино ждал меня у машины с сигаретой.

— Что дальше? — угрюмо спросил он.

— Думаю преподнести племяннице сюрприз — пригласить на ланч. Буду рада, если составишь нам компанию.

— Я только заскочу на заправку «Эксон». Надо кое-кому позвонить.

Марино отвез меня к Ротонде — сиявшему в лучах солнца белоснежному зданию, спроектированному самим Томасом Джефферсоном.[35]Дорожка, выложенная потемневшими от времени кирпичами, пролегала под старыми деревьями, за которыми вытянулись двумя рядами корпуса общежитий под общим названием Лужайка.

Сам факт предоставления здесь места означал признание академических достижений студента, хотя некоторые считали такую честь довольно сомнительной. Душевые и туалеты находились в другом здании, а скудно меблированные комнаты трудно было назвать уютными. Но Люси на отсутствие комфорта никогда не жаловалась, потому что всем сердцем любила университетскую жизнь.

Сейчас она жила на Западной Лужайке, в третьем Павильоне, украшенном коринфскими капителями из каррарского мрамора, доставленного из далекой Италии. Деревянные ставни комнаты под номером 11 были закрыты, на коврике под дверью еще лежала утренняя газета. «Неужели еще спит?» — подумала я и постучала в дверь. В комнате кто-то зашевелился.