– Верно, – согласился с Ленчиком Всеволод Аркадьевич. – И что у нас остается?

– Отделение Государственного банка, Общественный банк, Волжско-Камский и две банкирские конторы, – ответил Неофитов.

– Я полагаю, Общественный банк и Казанское отделение Государственного банка тоже отпадают, – сказал Долгоруков. – Источник сообщил, – тут у Всеволода Аркадьевича глаза на время затянулись мечтательной поволокой, что вызвало короткую усмешку Африканыча, – что генерал держит бумаги именно в коммерческом банке.

– Ну, значит, это Волжско-Камский, – посмотрел на Севу Неофитов.

– Да, – согласился с другом Всеволод Аркадьевич. – Но обе банкирские конторы тоже не следует исключать, – добавил Долгоруков. – Они ведь тоже коммерческие.

На том и порешили: разрабатывать Волжско-Камский коммерческий банк, не сбрасывая со счетов банкирские конторы Печенкина и Щербакова. Именно в этих трех банковских заведениях могли храниться бумаги, векселя и долговые расписки Ксении Михайловны, противузаконным способом оказавшиеся в руках генерала Скалона.

Теперь центральная роль в разработанном плане перешла к Долгорукову и к Самсону Африканычу Неофитову. Надлежало подробнее, а еще лучше, в деталях выяснить, что за человек генерал-майор Александр Антонович Скалон, каковы его пристрастия и, главное, слабости, на которых впоследствии можно будет сыграть. Ибо нет ничего более уязвимого в человеке, нежели его слабости…

Две недели Всеволоду и Самсону понадобилось на то, чтобы узнать о генерале Скалоне все. Ну, или почти все. Род, к которому он принадлежал, был очень древним, известным еще с одиннадцатого века, когда родоначальник Скалонов – то ли десятник, то ли сотник, – прославившись при взятии арабской крепости Асклон, получил от графа Готфрида Бульонского дворянский титул и повеление именоваться впредь де Скалоном. Генерал Александр Антонович Скалон и в самом деле выводил свой род от французского гугенота Георгия де Скалона, который после отмены Нантского эдикта покинул Францию и переселился в Швецию. По семейному преданию, в этом переезде была замешана женщина. Впрочем, женщины замешаны практически во всех жизненных переменах мужчин, причем не всегда в лучшую сторону.

В семнадцатом веке Скалоны поступили на русскую службу, переехали в Россию (снова женщина?) и верой и правдой служили царю Алексею Романову, а затем и императору Петру Алексеевичу на воинском поприще, участвуя во всех войнах первого русского императора, а затем и всех последующих, дослуживаясь не единожды до генеральских чинов. Генерал-майором был дед Александра Антоновича, Антон Данилович, командир драгунской бригады. Генерал-майором был геройский отец Скалона, Антон Антонович. Из троих дядьев двое, Георгий и Дмитрий Антоновичи, вышли в отставку в чине генерал-майоров, а третий дядя, Денис Антонович, дослужился до чина генерал-лейтенанта. Было несколько удивительно, что представитель такого рода, в котором все его родственники, предки и пращуры были военными, да еще в высших чинах, опустился до банальной кражи, хотя, как это было заметно из рассказа Ксении Михайловны, дело здесь было не в деньгах, а в женщине. (К тому же Скалоны владели имениями в Санкт-Петербургской, Харьковской, Екатеринославской, Владимирской, Курской и Подольской губерниях и людьми были весьма состоятельными.) В данном случае этой женщиной являлась Ксения Михайловна Морозова. Похоже, все Скалоны были однолюбами, и уж ежели влюблялись в женщин, так навсегда. И ни за что не собирались отдавать их кому-либо.

– Но это все равно не оправдывает нашего фигуранта, – заключил свой рассказ о генерале Скалоне Неофитов.

– Полностью согласен, – кивнул Сева.

– Присоединяюсь, – подал голос Ленчик. – Таких упырей надлежит наказывать независимо от чинов и званий.

– Что нам еще известно о Скалоне? – спросил Долгоруков.

– Ему сорок пять лет, женат на подольской дворянке Любарской Екатерине Петровне, младше его на двенадцать лет. Имеет трех дочерей, Екатерину, Ольгу и Анну, – ответил Африканыч. – В дочерях души не чает. Они-то, по-видимому, и послужили причиной отказа от бракоразводного процесса, о котором упоминала ваша, – Неофитов хитро посмотрел в сторону Севы, – осведомительша. Да, еще, – Африканыч сделался серьезным, – их превосходительство генерал Скалон по субботам посещает Дворянский клуб, что в Дворянском собрании на Театральной площади. Если и садится играть в карты – что случается нечасто, – то всегда играет по маленькой, хотя, говорят, не скуп, а уж тем более не жаден. Играть предпочитает в «фараона» или «штос». Каких-либо слабостей, ну, выпить там или по девочкам поколобродить, наш объект абсолютно не имеет. Что еще… Говорят, по службе и в отношениях с людьми прямолинеен и честен…

– Вот, Ленчик, учись, – удовлетворенно хмыкнул Долгоруков. – За несколько дней – такая исчерпывающая информация. – С какой стороны, думаешь, к нему надлежит подходить? – обратился Всеволод Аркадьевич к Неофитову.

– Может, со стороны посещений Дворянского клуба? – не очень определенно ответил Африканыч.

– Именно! – согласился с ним Долгоруков. – И этим я займусь сам…

* * *

Встречи с Ксюшей были незабываемы. И всякий раз все было будто бы в первый. Сева находился на вершине блаженства (вот что значит любить, господа!) и ради любимой готов был пойти на любые подвиги.

Вступить в Дворянский клуб тоже оказалось проще простого. Фамилия у Севы, как известно, была такова, что открывала любые ворота, да еще временно он перестал добавлять к ней «не князь». Так что не понадобилось даже рекомендаций двух действительных членов клуба, как это было записано в уставе клуба и обычно соблюдалось неукоснительно. Вступительный взнос также был весьма незначительным – каких-то двадцать пять рублей серебром. Так что в самый день прихода в Дворянское собрание и обращения в Дворянский клуб Всеволод Аркадьевич сделался его членом, правда, без приставки «действительный». Ибо таковыми становились члены клуба со стажем не менее чем в два года.

С генералом Скалоном Сева познакомился в первый же вечер за карточным столом. Председатель клуба Игнатий Аполинарьевич Вислоухов метал банк, а Скалон, Долгоруков и еще один гражданин по фамилии Десобр понтировали.

Скоро Десобр вышел из игры, проиграв рублей тридцать.

– Я пас, – нервически проговорил он и пошел в буфетную пить анисовую водку на оставшиеся у него восемь рублей с мелочью.

Остались играть Вислоухов, Скалон и Сева. Последний понтировал весьма удачно и находился в выигрыше сорока пяти рублей, что вызывало неподдельную зависть Игнатия Аполинарьевича. Ведь председатель клуба считал себя непревзойденным игроком в штос и банк, а тут новичок в первую же игру за ломберным столом посягал на его авторитет лучшего клубного игрока.

Когда выигрыш Севы дошел до шестидесяти рублей, Вислоухов объявил себя выбывшим из игры и в крайне расстроенных чувствах присоединился к Десобру пить анисовую водку и закусывать ее зернистой икрой. Скалон и Долгоруков остались вдвоем. Генерал был почти при своих, но когда Севе выпало метать банк, а Скалону понтировать, Долгоруков убил подряд три карты генерала и выиграл еще порядка пятнадцати рублей. Отыгрываться генерал не пожелал и закончил игру, проиграв что-то около двадцати рублей.