Вулф открыл средний ящик стола. В нем лежали один-единственный чистый лист бумаги и пузырек с тушью. Он провел пальцем по декоративным накладкам из позолоченного металла, украшавшим ящики стола.

– Малоуну не жалко денег, лишь бы выпендриться…

Внезапно он вдруг замолчал, насторожившись. За его плечами был богатый опыт расследований, и он научил Вулфа обращать внимание на подозрительные мелочи, на все, что казалось странным и необычным. Длина ящика была меньше, чем глубина стола. Вулф выдвинул верхний ящик, в нем лежала чистая книга для ведения бухгалтерской отчетности и две дорогие перьевые ручки. Но не это было главным. Вулф обнаружил, что верхний ящик был тоже слишком коротким. Вулф вынул его и заглянул внутрь стола. Там были полочки, уставленные папками с документами.

– Будь я проклят, – пробормотал Вулф и достал несколько папок.

В них лежали купчие и накладные на поставку рабов с указанием дат, названий судов и мест, куда транспортировался живой товар. Холодная дрожь пробежала по его телу.

– Господи…

Он снова сунул руку в глубину стола, чтобы достать еще несколько папок, но его рука наткнулась на небольшую коробку. Вулф извлек ее. Это была маленькая деревянная шкатулка, обтянутая потертым бархатом, очень старая и ветхая.

Она едва не развалилась, когда Вулф поставил ее на стол и открыл. Внутри лежал большой овальный позолоченный медальон с миниатюрой. На ней был изображен худенький мальчик примерно трех лет в темной короткой курточке, с белым отложным воротником. Одежда была добротной, дорогой. Начищенные до блеска туфельки тоже стоили недешево. Личико ребенка обрамляли аккуратно подстриженные волосы, на губах играла улыбка. Мальчик стоял, положив руку на витую спинку стула.

Вулф готов был поклясться, что видел этот стул в комнате, которая была когда-то детской Аланы. Он закрыл шкатулку, сунул ее в карман и достал еще одну папку. В ней лежали дагерротипы женщин, запечатленных в неприличных позах. Вулф присвистнул. Судя по всему, моделями служили рабыни, некоторые из них были одеты в народные костюмы разных стран. В их широко открытых глазах таился страх. Испуганных рабынь удерживали чьи-то большие сильные руки.

– Матерь Божья, – прошептал ошеломленный Вулф.

К его горлу подкатила тошнота. Он бросил отвратительные снимки на стол, как будто они жгли ему руки, и откинулся на спинку стула. Эти женщины, вероятно, затем становились проститутками в борделях Малоуна и Хеменуэя-младшего. Знал ли о них Старый Китаец? Вулф был намерен выяснить это.

Борясь с приступом тошноты, он убрал снимки в пакет и сунул его в карман.

Покинув дом, Вулф направился в каретный сарай, где ночевал ученик Старого Китайца, который привез их сюда.

– Спрячь это под сиденье саней или еще куда-нибудь понадежнее, – сказал он ученику, передавая ему шкатулку и пакет со снимками. – И ни при каких обстоятельствах не показывай никому, в том числе и Алане, то, что я тебе дал. И сам не смотри.

Ученик молча кивнул, и Вулф вернулся в дом. Зайдя в детскую, он еще раз взглянул на стул и сравнил его с тем, который был запечатлен на миниатюре. Как и думал Вулф, это был один и тот же стул.

Поднявшись в спальню, он стал будить Алану.

– Просыпайся! Уже почти полдень.

Вулф поцеловал ее в ушко.

– Ну и что из этого? – пробормотала она с закрытыми глазами.

Поймав его руку, Алана сунула ладонь себе под щеку. Он высвободил руку и потряс Алану за плечо.

– Вставай и одевайся, а я пока раздобуду какой-нибудь еды. Нам надо ехать!

Сидя в закрытых санях, полозья которых плавно скользили по заснеженной дороге, Вулф молча смотрел в окно на проплывавшие мимо пейзажи. Он не мог забыть те отвратительные фотографии, которые сейчас лежали под сиденьем.

– Что с тобой? – спросила Алана.

– Ничего. Я наслаждаюсь пейзажами.

– Нет, с тобой что-то не так. У тебя блуждающий взгляд и ты постоянно теребишь большим пальцем нижнюю губу. Ты всегда так делаешь, когда уходишь в свои мысли.

Вулф обнял ее за талию.

– Да, это одна из моих дурных привычек. Они возникают, когда долго живешь один. Дай время, и я от нее избавлюсь.

Он снова уставился в окно. Ему не давала покоя одна мысль: где он мог раньше видеть Майре Макинтош? Почему ее лицо казалось ему таким знакомым?

Откинувшись на спинку сиденья, Вулф взглянул на спутницу.

– Ты общалась с Уинстоном, когда была маленькой? Старый Китаец сказал, что Уинстон долго жил с ним в вашем доме.

Алана кивнула.

– Да, я знаю Уинстона сколько себя помню. Старый Китаец взял нас обоих под свое крыло. Когда я немного подросла, он стал обучать меня и Уинстона на ферме боевым искусствам и восточной философии. Несмотря на то, что Уинстон был старше меня, мы всегда хорошо ладили.

Вулф почувствовал себя вдруг виноватым перед Аланой. Он скрывал от нее важную информацию о том, что Уинстон был ее братом по отцу.

– Твои регулярные тренировки на борту судна свидетельствуют о том, что ты – очень старательная ученица. Об этом же говорят и книги в твоей комнате.

Алана кивнула.

– Все это – влияние Старого Китайца.

Образ Майре Макинтош не выходил из головы Вулфа. Разговаривая с Аланой, он неотступно думал о женщине с шотландским акцентом. И вдруг догадка обожгла его, как огнем! Темные, курчавые волосы, форма носа и рта… Майре была матерью Уинстона! Именно поэтому ее лицо показалось Вулфу знакомым. Неужели Алана ни о чем не подозревала?

– Почему ты так странно смотришь на меня? – удивленно спросила Алана. – О чем ты сейчас думаешь?

Вулф отвернулся и уставился в окно экипажа. Темные мысли затуманивали его мозг. Он решил, что должен поговорить с Аланой начистоту и все рассказать ей о себе. Тяжело вздохнув, Вулф бросил на спутницу мрачный взгляд.

– Пришло время поведать тебе мою историю, – произнес он.

Алана напряглась, почувствовав всю серьезность момента. Тем временем Вулф достал из ворота рубашки кулон на золотой цепочке и показал его ей. Это была серьга с кроваво-красным гранатом. Она раскачивалась на цепочке в такт движению возка.

– Помнишь, на борту судна твоя мать рассказывала об убийстве молодой женщины в ночь накануне твоего рождения и об исчезновении ее маленького сына?

Алана кивнула, переведя взгляд с серьги на полное боли лицо Вулфа. По ее спине пробежали мурашки.

– Я много раз слышала эту трагическую историю. Почему ты сейчас об этом спрашиваешь?

– Потому что этим мальчиком был я, – глухо произнес Вулф.

Взглянув на усадебный дом, где остановилась Алана, Вулф отвернулся от окна амбара, крепко стиснув зубы от злости. Он бросил сердитый взгляд на Старого Китайца и стал нервно расхаживать по комнате.