– Я ценю это, – сказал Вася проникновенно и вдохновенно: он уже «входил в образ».

Когда за Васей-Профсоюзом закрылась дверь, кадровик спрятал лицо в ладонях и весь затрясся. Раздались сдавленные всхлипы, переходящие в стоны.

Едва отсмеявшись, он представил, как будет плясать от счастья Пападакис, когда Вася ему проболтается, что отдел кадров начинает вышибать с завода любимых клоунов Калиновски, от которых у директора несварение желудка и бытовое пьянство, – и ржал еще полминуты.

Между прочим, так и будет. Только Малахова он удержит на заводе любой ценой. Это ведь его собственный любимый клоун.

Потом кадровик вытер глаза, достал из ящика стола плоскую фляжку виски и сунул ее в карман. Служба безопасности шла навстречу любой его просьбе, и сейчас для него картинку из столовой выведут на самый большой монитор, но поблагодарить-то людей никогда не лишне.

И он отправился смотреть, как я буду глотать наживку.

Знаете, а ведь отличный был спектакль.

* * *

Кен приехал на завод ближе к вечеру, чтобы разобраться с Калиновски без лишних свидетелей. Как говорится, фейс ту фейс. На проходной ему будто бы случайно встретился Вася-Профсоюз.

– А вы что, с ребятами своими разминулись? – удивился Вася.

Кен непонимающе уставился на него мутными глазами.

– Ах, вы еще не знаете! – Вася всплеснул руками. – Чемпионы наши, Мишки-С-Веддинга, сегодня уволились оба, какая досада… Да вон они на стоянке! Вон, глядите!.. Кого теперь на конкурс посылать, не представляю. Это безответственно с их стороны, доложу я вам!

Кен обернулся и увидел нас.

Кадровик стоял у окна в своем кабинете и смотрел, как Кен бежит через паркинг к двум красным машинам, рядом с которыми застыли две фигуры.

– Финита ля комедия, – сказал он.

– Ты ведь понимаешь, зачем Маклелланд приехал? – спросил психолог, глядя туда же через его плечо.

– Да. Я был готов к этому, парня встретили. А если что, у охраны был приказ хватать и не пускать.

– Калиновски тебе обязан теперь. Возможно, жизнью.

– Да разве это жизнь у него, – сказал кадровик.

Он подошел к столу и поднял рюмку.

– Вот у кого жизнь – у ребят. Выпьем за то, чтобы они ее не испохабили.

– Они старались, – сказал психолог. – Но куда им с тобой справиться.

– Хватит с меня. Дальше сами.

– Слушай, я только сейчас догадался… А ведь это тебя не Дональд попросил.

– Не понял, – удивился кадровик. – Ты про что?

– Тебя все просили заботиться о детях, – сказал психолог. – И Дональд тоже, конечно. Но когда пришлось выбирать, ты пожертвовал двумя русскими балбесами, которые тебе очень, очень симпатичны…

– Ты просто не знаешь. Их нельзя было выручить. Никак.

– …ради американца.

– Точнее, художника нельзя было спасти, он вылетал однозначно, а второй уходил сам, за компанию.

– Ты ведь его «ведешь». Ты уважаешь Дональда – покажи того из наших, кто не уважает Дональда, это нереально… Но парень тебе совершенно побоку. И при прочих равных ты бы сдал именно его. На свою беду, ты его «ведешь».

– Все сказал, пьянь несчастная? – осведомился кадровик. – Ну почему, почему ты так упорно добиваешься, чтобы я разозлился и выгнал тебя, а?

– Может, потому, что скоро тут долбанет? – задумался психолог. – Вспыхнет от малейшей искры. И профессиональный интерес диктует мне быть рядом с бунтующей толпой, а трусливая задница хочет, чтобы я оказался как можно дальше отсюда.

– Ты останешься со мной, – сказал кадровик. – Будем спасать детей. Их тут еще… много.

Психолог все смотрел в окно – на парковку, где далеко-далеко стояли две машинки и три фигурки на пятачке под фонарем.

– Будем, – согласился он. – Я всегда готов спрятать Семашко у себя под столом в кабинете. А вот Маклелланду, боюсь, уже ничего не поможет.

– Что еще за…

– Я ручаться так навскидку не могу. Но… он какой-то… непрощенный.

– Переведи.

– Он будет искать смерти, – сказал психолог. – И найдет.

* * *

Когда начались «события», кадровик перенервничал из-за Кена и хотел вытащить его с завода, пользуясь нами как прикрытием от возможных эксцессов. То ли недооценивал популярность Кена у заводчан, то ли надеялся, что мы удержим нашего героя, если потянет на подвиги. Я кадровику нахамил, тогда он дернул Михалыча, и тот помчался на выручку. Но сначала Михалыч все равно заехал за мной в гараж. Спектакль раскручивался по сценарию, в котором кадровик не играл ни малейшей роли. Там для таких не нашлось места, и напрасно он туда пытался влезть.

Все было предопределено: Кен успел изобразить Спайдермена, а дальше мы с Михалычем появлялись в любом случае, ведь герой просто не мог обойтись без нас. Он должен был набить машины детьми и женщинами, проститься с нами, а сам… остаться на обочине. Только один.

Давайте без пафоса: Кен не обязан кадровику жизнью, которую задумал потерять в неравном бою, как настоящий Маклелланд из клана Маклелландов.

Кен вырос на левом берегу реки, он принадлежал нам, и мы его забрали. У нас было право распорядиться им.

Окажись там Джейн, мы забрали бы и ее.

Точка.

Если кто и обязан кадровику, то всего лишь небитой мордой, и всего лишь Калиновски. Как говорится, по мощам и елей. И едва только мистер Джозеф Пападакис вылетел через проходную на историческую родину, Калиновски отплатил кадровику за заботу – вышвырнул его вслед за директором. С поразительной легкостью и скоростью. Ни крючкотворы из юротдела, ни связи с таинственными спецслужбами не помогли: на пенсию! Все просто обалдели, глядя, как одним пинком игрушечное гестапо побеждает настоящий KGB.

Сереньких клерков, младших менеджеров по кадрам, никто не принимал в расчет. Паутину, которой они опутали завод, – тоже. Не заметили.

Кадровик успел нагадить: он еще раньше выпер с завода всех до единого клоунов Роя, и полезных, и бесполезных, и любимых, и нелюбимых. Остался на виду только неистребимый Малахов, который не клоун, а старейший рабочий, живая легенда и креативный чувак. Спорим, он на развалинах завода после скончания времен будет завывать «болгаркой» и декламировать стишки.

Пападакис уезжал из России без лица, без репутации, без шансов, в Америке его ждало только выходное пособие. Зато он зашел к нам в гараж, неловко обнял меня и Михалыча и долго тряс нам руки. Миссис Пападакис нас расцеловала, а Пенни застеснялась и только глядела на меня загадочно, будто прикидывая, не положить ли героического дядю Мишу в багажник и не увезти ли в Америку, вдруг я ей там еще пригожусь. А Дик напомнил, что обещал посвятить жизнь борьбе с идиотизмом – и вот увидите, он не подведет.