– Да тебе и маска, пожалуй, не понадобится, – обрадовался Нумминорих. – Вот увидишь, сэр Макс, мы здорово повеселимся!

Кто бы сомневался.

– Всё! – решительно сказал я, направляясь к выходу из кабинета. – На сегодня мои гастроли в этом Приюте Безумных завершены, сэр. Между прочим, я не был дома уже двое суток. И ладно, если бы мне просто пришлось в очередной раз гоняться по Темной Стороне Мира за взбалмошными приятелями вашей бурной юности, это я еще пережил бы. Но ваши грешные бумаги! Может быть, нам следует ежегодно нанимать какого-нибудь специального бюрократа и взваливать на его плечи все это дерьмо? В противном случае я скоро буду слезно умолять Его Величество, чтобы он понизил меня в должности и перевел в Городскую Полицию. А что, стану скромным заместителем великолепного генерала Бубуты. По крайней мере, он меня до сих пор боится, а посему никогда в жизни не позволит себе подобных издевательств.

– Не ной, Макс. Послезавтра наступит Последний День года, и вся эта канитель закончится, – примирительно сказал Джуффин. Он с трудом подавил чудовищный зевок. – Я с самого начала честно предупредил тебя, что в конце каждого года служба в Тайном Сыске превращается в настоящий ад. Мое сердце обливается кровью, когда я тычу тебя носом в эти грешные отчеты, но ты должен научиться и этому. Ладно уж, иди дрыхни. Но завтра ты должен быть здесь не позже полудня. Ясно?

– Яснее не бывает.

Я расплылся в улыбке. Вообще-то у меня были некоторые основания опасаться, что шеф послушает-послушает, покивает сочувственно, а потом ухватит меня за шиворот да и вернет за письменный стол. Вполне в его духе. Однако мне повезло, в сердце господина Почтеннейшего Начальника вдруг поселилось милосердие. Долго оно там не загостится, известное дело, поэтому надо пользоваться моментом и бежать, пока Джуффин не передумал.

Ну, я и рванул. Чуть лоб не расшиб о дверной косяк, выскакивая на улицу.

Оказавшись на улице, я жадно вдохнул хорошую порцию холодного ночного воздуха, уселся за рычаг амобилера и позволил себе роскошь как следует выругаться вслух. Иногда это просто необходимо – во имя собственного душевного здоровья, общественного спокойствия и прочих безусловных, но хрупких ценностей.

Выругавшись, я с удовольствием отметил, что мне больше не хочется убить первого попавшегося прохожего – просто, чтобы поразмяться.

– Ничего-ничего! – сказал я себе. – С некоторыми людьми происходят вещи и пострашнее. Имей в виду, радость моя, ты вполне мог умереть в том же городе, в котором родился, шестьдесят или семьдесят скучных лет спустя после этого выдающегося события, – что может быть хуже? По сравнению с этим кошмарным сюжетом все прочие несчастья кажутся непрерывным праздником.

Собственный монолог, произнесенный вслух в полном одиночестве, всегда был для меня наилучшим успокоительным. К тому моменту, когда я решил, что можно бы и заткнуться, мое настроение зашкаливало за отметку «отличное», а голова, опухшая от бюрократической барщины, могла считаться вполне ясной – насколько моя дурацкая башка вообще может быть ясной. Зверская усталость все еще была при мне, но в преддверии скорой встречи с подушкой она начала казаться вполне терпимой и даже почти приятной.

Теххи встретила меня сочувственным взглядом, улыбнулась и поставила на стойку маленькую кружку с камрой.

– У тебя все равно не хватит сил, чтобы сделать больше полудюжины глотательных движений, – тоном эксперта сказала она.

– Это правда, – согласился я. – Во всяком случае, не сегодня. Знаешь, этот Мир устроен ужасно несправедливым образом. Все вокруг живут какой-то загадочной личной жизнью, а я – только работаю. Кроме того, меня окружают наивные оптимисты, которые почему-то считают, будто я способен на все, в том числе писать годовой отчет. Когда им кажется, что сей подвиг может совершать Джуффин, это я еще как-то могу понять, все-таки шеф – один из самых могущественных колдунов этого Мира. А я – так, погулять вышел.

– Ну, если уж ты все равно вышел погулять, прогуляйся до спальни, – посоветовала Теххи. – Как ни крути, а ворчать ты так толком и не научился. Подобные вещи нельзя говорить с такой довольной физиономией.

– Она у меня не довольная, а гордая. Все-таки мне удалось мужественно продержаться за письменным столом почти двое суток. А таких подвигов я еще никогда не совершал.

Потом я зверски зевнул и заставил себя предпринять последнее на сегодня героическое усилие. Оторвал задницу от табурета и преодолел тридцать шесть ступенек винтовой лестницы, отделяющие трактир «Армстронг и Элла» от темной уютной спальни. В финале я со сладострастным стоном рухнул на меховое одеяло и наконец-то исчез из этого прекрасного, но утомительного Мира.

Зато проснулся я совершенно добровольно, причем задолго до полудня. Чудеса, да и только.

– Вот теперь ты выглядишь как человек, вполне способный обниматься с девушками, – одобрительно заметила Теххи, улыбаясь мне с порога спальни.

– И не только обниматься, – подтвердил я. – В настоящий момент я способен на страшные вещи. Ты глазам своим не поверишь.

А пару часов спустя я внезапно открыл в себе еще один талант – великий дар вовремя являться на службу. Честно говоря, я с радостью обошелся бы без этой новой паранормальной способности, но меня, как всегда, никто не спрашивал.

Джуффина в Доме у Моста еще не было. Впрочем, это я как раз предвидел, вчера вечером у шефа было отчаянное лицо человека, решившего сражаться до последнего. Даже мое дезертирство не помешало ему раз и навсегда покончить с проклятыми самопишущими табличками. По моим расчетам, это великое событие могло иметь место часа за полтора до рассвета, никак не раньше. Так что Джуффин честно заслужил право на передышку. Я даже не стал посылать ему зов и приставать с глупыми вопросами: «А что теперь?» Ясно, что за такие вещи сэр Джуффин Халли и убить может. Надо сказать, я абсолютно солидарен с ним в этом вопросе.

Зал Общей Работы представлял собой в высшей степени печальное и поучительное зрелище. Сэр Шурф Лонли-Локли восседал в кресле с таким видом, словно бы наконец-то заставил себя всерьез задуматься о судьбах мироздания и посвятил этому полезному занятию приблизительно пять-шесть суток, не отвлекаясь на такие глупости, как сон и еда. Мелифаро примостился на краешке стола и демонстрировал всем присутствующим свои таланты в области художественного клевания носом; на мой взгляд, они граничили с гениальностью. Даже его ярко-малиновое лоохи казалось тусклым, словно оно тоже здорово не выспалось. Бедняга Нумминорих, свежий и бодрый, ерзал на стуле, смущенно созерцая их усталые физиономии.

– В этом помещении стало на одну хорошо выспавшуюся сволочь больше, – завистливо констатировал Мелифаро. – И как тебе это удалось, чудовище?

– Элементарно. Зашел в спальню, лег, закрыл глаза, а потом открыл – часов через восемь примерно. Или даже через девять.

– Ну ты и гад. Этот тип сообщил мне примерно то же самое, – сварливо сказал Мелифаро, тыча пальцем в сторону Нумминориха. – И мне так завидно, что я сейчас убью вас обоих.