– Чего творишь, а? – внезапно спросили меня сзади. И ощутимо ткнули в спину.

Я обернулся. Ч-ч-черт! Фишер-то не зря предупреждал о круговом обходе. Под шляпкой в тусклом свете фонаря сурово блеснули глаза дамы с собачкой – вернее, не дамы и не с собачкой.

Счастье еще, что подкравшийся охранник застал меня не за кроссвордами, а за обдиранием тумбы. В сумерках мои раскопки нижних слоев палимпсеста хоть немного, но смахивали на мелкий вандализм. Уж кто-кто, а человек, занятый порчей городского имущества, не вызовет подозрений у секьюрити: так, мирная деталь вечернего пейзажа – вроде ворона на мусорной куче. Думаю, мэр Масянин даже тайно покровительствует тем, кто тайком выковыривает плитку или разрисовывает фасады: нужно же как-то объяснять москвичам, отчего ГБУ «Домовой» ремонтирует только что отстроенное. Эх, жаль, я не додумался заранее прикинуться, скажем, творцом вечерних граффити. С аэрозольным баллончиком в руках Иннокентий «Бэнкси» Ломов выглядел бы намного убедительнее. С ним и отбиться можно в крайнем случае…

– Говорю, чего тут творишь? – не отставал от меня бдительный человек с футляром.

Прямой наводкой из своей таксы он по мне, конечно, не жахнет, прикинул я. И дистанция небольшая, и навар с меня маленький, и выгляжу я мирно. Никого не трогаю, ковыряю тумбу. Но ведь он, гад, в покое меня не оставит. И как быть? Отбиваться нечем, бежать нельзя. Выход один – срочно перехватывать инициативу. Знакомый мне с детства нарисованный разведчик Фишер так бы наверняка и сделал. Да и натуральный, думаю, тоже. Граффитистом мне уже не быть, но еще можно прикинуться любителем фауны – общительным и в меру поддатым.

– Ой! – жизнерадостно воскликнул я, протягивая руки к охраннику. – Ой, кто это у нас? Ка-ка-я собачка! Женщина, это у вас какая такса – гладкошерстная или кроличья? Девочка или пацан? Брали от посредника или от заводчика? Можно погладить?

Переодетый тип отреагировал на всплеск моего идиотского дружелюбия единственно верным способом: резко сдал назад, ногой отодвигая от меня подальше свой футляр-на-колесиках.

– Не трожь, дурак, укусит, – сдавленно произнес он, – будешь потом на прививки ходить…

– Не укусит, женщина, не бойтесь, я же вижу, она у вас смирная, даже не лает! – с энтузиазмом сказал я, делая еще один шаг к охраннику. – А если и укусит, не беда, у меня иммунитет против чумки, вот и справка есть… Сейчас покажу, сейчас… – Я деятельно зашарил по карманам.

Пользуясь моментом, поддельная женщина подхватила в охапку свою поддельную таксу и торопливо метнулась в сумрак, прочь от афишной тумбы и от уличного фонаря.

– Хулиганье! – донесся уже издалека визгливый голос. – Не молодежь, а уголовники! С собакой на улицу не выйти! Зальют шары и к людям пристают! Вот я патрульных позову…

Даже убегая, охранник оставался в образе. Не какая-нибудь дешевка – настоящий профи.

– Отлично сыграно, деточка, у тебя талант… – Из темноты выступила фигура и оказалась, конечно, Фишером. – Не бойся, никого он не позовет. Им положено беречь нанимателя, а не за порядком следить. К тому же у частников с городовыми отношения, мягко говоря, прохладные. Секьюрити получают раз в пять больше, чем муниципалы, а те, соответственно, не в восторге. Во времена моей молодости это называлось классовой ненавистью. Довольно гадкая штука была, дорогой Иннокентий. Как-нибудь напомни, расскажу – ты обрыдаешься. А пока давай сюда сачок, наблюдай и будь начеку. Если я прав и Гога скушал наживку, все может начаться с минуты на минуту. Опаздывать никак нельзя. Я пошел, а ты готовься, скоро подам сигнал…

«Какую наживку? Куда пошел? За чем наблюдать? К чему готовиться?» – все эти вопросы я задал Вилли Максовичу уже мысленно, потому что он, схватив сачок, тут же пропал из виду.

Через секунду-другую на фоне ограды дома появился темный силуэт и произвел какие-то загадочные манипуляции с решеткой. Я расслышал тихий звук, похожий на скрип деревенского колодезного ворота, а затем силуэт старика вдруг обнаружился по ту сторону забора и сразу провалился под землю. Около минуты вообще ничего не происходило. Потом откуда-то с высоты раздался приглушенный щелчок, и в свете луны я отчетливо увидел Фишера уже на самом верху, между двух башенок – ровно посередине. Вилли Максович сидел на скате крыши в позе задумчивого грифа, томно обмахиваясь сачком. Казалось, он чего-то ждал.

И дождался. Внутри левой башенки вспыхнуло и погасло узкое оконце. Фишер тотчас же метнулся влево и почти целиком слился с башенкой. Теперь на фоне лунного диска был заметен только его сачок, который крутился туда-сюда, как перископ. Оконце воровато приоткрылось, в темную щель просунулась маленькая рука, быстро кинула что-то белое и спряталась обратно. Белое, однако, не упало вниз, а рванулось в небо, но не сумело набрать высоту, потому что его – хоп! – перехватил на лету стремительный сачок. Все произошло мгновенно и беззвучно: голубь (а это был именно почтарь) не успел даже возмущенно курлыкнуть перед тем, как исчезнуть за башенкой. Секунд около двадцати голубь провел в плену, а потом рука – теперь уже Фишера – снова подбросила страдальца в воздух. Миг спустя освобожденный почтарь скрылся в ночи.

Я на цыпочках перебежал дорогу, поближе к ограде, и тут только заметил, что кусок фигурной решетки уехал куда-то вниз, освободив прямоугольный проход. Меньше чем через минуту со стороны дома меня позвали шепотом. Я влез в проход, вступил на газон и сперва потерялся в окружающей темени, не зная, куда идти. Но потом одна невидимая рука потянула меня за брючину, а другая не дала упасть, когда газон под ногами внезапно кончился и я шагнул в яму…

Яма, впрочем, оказалась входом в подземный гараж. Из плотного сумрака я угодил в серый полумрак. Гараж был освещен минимально – ровно настолько, чтобы не дать человеку заблудиться среди десятка машин. Меня, словно ежика в тумане из детской книжки-раскраски, обступили смутные контуры то ли брендовых «бугатти», то ли коллекционных «феррари», то ли навороченных «ламборджини» – короче говоря, уже и не средств пошлого передвижения по дорогам, а почти произведений чистого искусства, зачем-то снабженных колесами. Будь у меня время, я бы задержался у каждого из технологических шедевров ван гогов и роденов двадцать первого века, но Фишер целеустремленно потащил меня за руку в дальний угол, к конкретному автомобилю. Но увидеть его я сумел не целиком – только распахнутую пасть багажника.

– Залезай! – шепотом скомандовал Вилли Максович. – У «кадиллака» этой модели емкость сундука почти четыреста литров, но мне сюда все равно не втиснуться, а тебе будет в самый раз.

Ничего не понимая, я послушно забрался внутрь. И действительно, уместился без труда.

– Не жмет в плечах? – Фишер тихонько засмеялся. – Вижу, макинтош впору. Ладно, у нас всего минуты три, поэтому подробности потом. Сразу о главном. Помнишь сказку про Мальчика-с-пальчика, который кидал камни, чтобы запомнить дорогу? Сейчас ты – этот пацан, а вот твои камешки. – Вилли Максович передал мне металлический тюбик с надписью «Валидол». – На этикетку не обращай внимания, тут восемь маркеров, тебе хватит. Краска люминесцентная, я увижу в темноте. Будешь выбрасывать капсулы по ходу движения. Интервалы разные. Первые три кидаешь через каждые пять минут, четвертую и пятую – через каждые десять. Потом ждешь двадцать минут и бросаешь шестую и седьмую одновременно. А восьмую – когда остановитесь. Гога припаркуется и выйдет, а ты не вылезай, жди меня. Запомнил? Повтори интервалы.