Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что они смогут доказать? Если кто-нибудь поинтересуется, мы скажем, что нас самих надули на двадцать штук. Химмельфарбы могут догадываться, что мы в сговоре с Профессором, но доказательств у них нет. А теперь у них даже машины не осталось. Кроме того, мы подкинули им новую проблему, которую им срочно придется решать, — что делать с мистером Муром.
Макси пыхнул сигарой, отодвинул кресло и с умиротворенным видом закрыл глаза. Я подумал, что он заснул.
Макс слегка шевельнулся и лениво пробормотал:
— Знаешь, Лапша, от добра добра не ищут, так что Химмельфарбы вполне могут заняться производством туалетной бумаги.
— Срочно позвоните в клуб, — вместо приветствия сказал нам Мо, когда мы пришли на следующее утро.
Макс посмотрел на меня, многозначительно подняв брови.
— Я так и думал. Он не сказал зачем? — обратился Макси к Мо.
Толстяк Мо покачал головой:
— Нет. Он не сказал; он только сказал, что это очень важно. Он звонил уже дважды за это утро.
Макси залпом выпил виски и позвонил окружному лидеру Таммани. Поговорив всего минуту, он повесил трубку с несколько озадаченным видом.
— Едем, это срочно.
В кабинет лидера мы вошли без стука. Он сидел за столом с озабоченным выражением лица. Он пригласил нас сесть в кресла, стоявшие посредине комнаты. Мы пододвинули их ближе к столу.
Макс спросил:
— В чем дело?
— В это утро у меня было два звонка. Один с Центральной улицы… — Он посмотрел на нас, как будто ожидал, что это произведет на нас впечатление.
Макс сказал:
— И что?..
— Звонок был из полицейского управления. А во второй раз мне позвонили из офиса окружного прокурора.
Макс спросил:
— Так, дальше? Что-нибудь еще?
— Я просто хочу, ребята, чтобы вы знали, что у меня есть своя работа.
Макс сказал:
— Да, мы знаем, что у вас есть своя работа. Какие еще новости?
— Ладно, Макс, я расскажу, что мне сообщили по телефону. Речь идет о довольно странной и запутанной истории с теми Химмельфарбами, за которыми ты просил меня присматривать. В интересах твоего друга, так ты сказал, Макс.
Макс и я обменялись взглядами.
Я спросил:
— Так, и что случилось с этими ублюдками?
Окружной лидер внимательно посмотрел на меня.
— Этим утром Химмельфарбы приехали на свою фабрику и попытались запустить какой-то аппарат, который, как они утверждают, является особой разновидностью печатной машины. Машина не работала. Тогда они подняли крышку, чтобы заглянуть внутрь. Механизма в ящике не было. — Он сделал драматическую паузу. — И что вы думаете, парни, было в ящике?
— Что было в ящике? — спросил я с притворным интересом.
— В ящике было тело.
— Мертвое тело? — без улыбки спросил Макси. — Какие еще новости?
— Да, мертвое тело, — иронически сказал окружной лидер, бросив острый взгляд на Макса. Он продолжал тем же тоном: — Разумеется, вы, ребята, ничего об этом не знаете, особенно если учесть, что на теле не было признаков насилия. — Он усмехнулся. — Естественная смерть не входит в вашу сферу деятельности.
— Прекрасно, но к чему весь этот разговор? — сухо спросил Макси. — Когда мы появимся на сцене, если появимся вообще? Они сказали, что должна была печатать эта машина?
— Не волнуйтесь, вы сейчас появитесь на сцене, парни. Нет, они не сказали, что она должна была печатать. Так или иначе, старший Химмельфарб попал в больницу, не то в шоке, не то с сердечным приступом; двое других обратились к копам с невразумительной историей, в которой фигурируете вы.
— И как же мы участвуем в этой смешной истории? — спросил я.
— Они утверждают, что купили машину через вас.
— Нас винят во всем, что случается в Ист-Сайде, — пожаловался я.
— Что верно, то верно, Лапша, — сказал он, окинув меня едким взглядом. — К счастью, человек умер своей смертью, так что особых проблем быть не должно, тем более что Химмельфарбы очень уклончиво объясняют, что за машину они приобрели. В общем, я думаю, потребуется не так уж много, чтобы погасить интерес к этому делу со стороны полиции и окружного прокурора.
— Сколько? — спросил Макс, вытаскивая пачку денег.
— Две таких вот бумажки с портретом Кливленда.
Макс отделил два тысячедолларовых банкнота и бросил их на стол.
— Это не значит, что мы замешаны в какой-то дурацкой истории с Химмельфарбами. Будем считать, что мы просто делаем жест доброй воли, — сказал он.
Партийный лидер усмехнулся:
— Да, конечно, доброй воли, только не по отношению к братьям Химмельфарб.
Макс встал.
— Какие еще новости? — спросил он.
Лидер улыбнулся и пожал плечами. Он проводил нас до выхода на улицу. Когда мы отъезжали, он прокричал нам вслед:
— Какие еще новости?
— Теперь он меня еще и высмеивает, говоря мне «Какие еще новости», — раздраженно сказал Макс. — Еще бы, он чувствует себя прекрасно, получив две штуки за просто так!
— Ему придется поделиться с копами и окружным прокурором. Он возьмет себе не все, — возразил я.
— Разумеется, какой-то частью он с ними поделится, но, уверяю тебя, это будет малая часть, — сухо ответил Макс.
— Пожалуй, ты прав, — согласился я. — Это еще раз показывает нам, как велика власть денег.
— Верно, Лапша, это показывает, что каждого можно купить за русскую шарлотку.
— Да, — сказал я.
— Точно, — сказал он.
Наконец-то мне выпала удача. Получилось так, что я приехал утром раньше всех и находился в комнате один, когда зазвонил телефон. Это была Долорес, она спросила своего брата, Толстяка Мо. Когда я понял, что в телефонную трубку льется ее мелодичный голос, то от неожиданности на мгновение потерял дар речи.
Но потом старая тоска по Долорес взорвала меня изнутри. Я просил, я уговаривал, я льстил, я умолял ее, пока она милостиво не сдалась и не назначила мне встречу сегодня же.
— Хорошо, хорошо, Лапша, — сказала она, смеясь над моей настойчивостью, — твоя речь была очень убедительна. Хорошо, встретимся сегодня, но днем у меня спектакль, так что я не смогу прийти раньше половины шестого. Это ничего? — Потом, слегка кокетничая, она спросила: — Ты уже видел меня в шоу?
Видел ли я ее танец в шоу? Если бы Долорес знала, сколько раз я сидел в темном зале, умирая от желания с ней встретиться.
— Нет, но с удовольствием бы посмотрел, — солгал я.