Бабушка снова замолчала, хрипло и часто дыша. Когда она говорила, казалось, что с каждым словом силы покидают ее хрупкое тело. Но это ее не остановило. Сделав глубокий вдох, она замерла, как будто легкий ветерок, который она так любила, мог наполнить ее новой жизнью. Когда Yia-yia снова заговорила, ее голос звучал сильнее.

– Я знала, что что-то не так. Улицы были пусты. Я не увидела ни одного человека, весь квартал был погружен в тишину. Но, подойдя к открытой двери ателье, я вдруг услышала вопль отчаяния. На мгновение мне показалось, что это кричит какой-то зверь, но я ошиблась. Заглянув туда, я увидела женщину. Это была Дора, бабушка Янни. Я остановилась в дверях, пытаясь понять, что происходит и почему она так страшно кричит. Ее платье и волосы были в крови мужа, а кричала она по потерянному сыну.

Бабушка покачала головой и содрогнулась, вспомнив весь ужас увиденного и услышанного в тот день.

– Дафна, я молюсь, чтобы ты никогда не слышала плач матери, потерявшей своего ребенка. Это нечеловеческий звук, наполненный болью… Я посмотрела вниз и увидела на полу ее девочек, которые, обняв безжизненное тело отца, уговаривали его встать. Дафна mou, в тот момент мне показалось, что я в аду. Клянусь тебе, по глазам Доры было понятно, что ее сжирает адское пламя. Тот момент оказался переломным. Я знала, что происходило по всей Греции. Тогда не было телевидения, читать я не умею, но новости передавались из уст в уста, и я слышала, что эти звери творят на нашей земле. Я не могла оставить Дору с девочками на верную гибель.

Сердце Дафны сжалось, и она ухватилась за стул.

– В тот момент, когда я стояла у входа в ателье, внезапно поднялся ветер, погнав по пустым улицам листья и мусор. Я отвела взгляд от Доры и посмотрела на листья, которые кружились у меня под ногами, и уже готова была уйти и забыть случившееся, как страшный сон, но тут услышала его… Сначала я едва могла его различить, это было тихое-тихое бормотанье, словно стрекоза шелестела крыльями у меня над ухом. Но, Дафна mou, он действительно говорил со мной. Поначалу я отказывалась верить. Как такое возможно? Но с очередным порывом ветра голос зазвучал громче. Мягкий и красивый женский голос, который, плача, что-то тихо шептал мне и иногда приглушенно всхлипывал. И тогда я вспомнила рассказы моей бабушки и поняла, что она ничего не придумывала, кипарисы действительно разговаривают.

Yia-yia снова закрыла глаза и замолчала. Казалось, что рассказ отнял у нее все силы. Затаив дыхание, Дафна ждала, но продолжения не последовало. Она уже хотела было проверить, не спит ли старушка – ведь день был полон таких хлопот! – но тут Yia-yia открыла глаза и заговорила:

– Дафна mou, я слушала и постепенно начинала понимать, что мне нужно делать и какова моя роль. Я пришла на эту землю не для того, чтобы остаться еще одной всеми покинутой вдовой и быть обузой людям вокруг. И не для того, чтобы вызывать к себе жалость и жить на подачки. Я никогда в жизни не слышала такого тихого голоса, но для меня он был как крик, призывавший меня сделать что-нибудь, помочь этой женщине, увести ее оттуда, пока не вернулись солдаты. Этот голос кричал, что Дора хорошая женщина, богобоязненная и добрая, и она заслуживает уважительного обращения. Нельзя было допустить, чтобы они плохо обошлись с ней. Дафна, я понимаю, что множество хороших женщин, мужчин и их детей в тот день оказались в смертельной опасности, и я ничем не могла помочь им. Не знаю, было ли это вообще возможно. Эти звери убили их всех. За что? Я до сих пор не могу этого понять. – Бабушка покачала головой и посмотрела в огонь. – Но судьба этой женщины, матери, жены и дочери оказалась в моих руках. В моих, Дафна! Вот в этих двух руках бедной вдовы, у которой никогда не было ничего ценного. В тот день я держала жизнь Доры в руках и не могла допустить, чтобы она ускользнула сквозь пальцы. – Yia-yia сложила округленные ладони и подняла их к небесам, словно боялась, что может и сейчас, по прошествии стольких лет, принять неправильное решение.

Ее взгляд остановился на Дафне.

– Голос сказал мне спасти Дору и ее детей, так я и сделала. В тот день я привела их в церковь Святого Спиридона. Я знала, что он оградит их от бед, потому что защищает и любит всех нас. И он сделал это, Дафна! Мы укрылись в церкви, когда немцы принялись обходить один дом за другим в поисках спрятавшихся людей. Им многих удалось найти, но почему-то церковь их не заинтересовала. Ни один из нацистов не заглянул туда. Я знала, что Дора и девочки будут там в безопасности и святой спасет всех нас. И не сомневалась бы в этом, даже если бы не слышала голос. Когда я поняла, что надежды найти маленького Дэвида не осталось, я привезла их сюда, на Эрикусу. Дору, Эстер и чудесную малышку, бедняжку Рэйчел. Мы пришли в этот дом, и я разделила с ними то немногое, что у меня было. Ты ведь знаешь, мы жили бедно, и в моем шкафу висело лишь одно платье, то, в котором я ходила в церковь. Я отдала его Доре, чтобы она не отличалась от нас, православных греков, и не была похожа на еврейку. И девочек одели в такую одежду, какую носят на острове.

И не успела Дора нарядить Эстер в платьице, которое я берегла для твоей мамы, чтобы она носила его в церковь, та радостно повернулась к ней:

– Мама, уже Пурим[57]?

По щекам Доры потекли слезы.

И снова старушка устремила взгляд на огонь, словно видела в пламени эту сцену: испуганная Дора, старающаяся скрыть одеждой их истинную веру, и удивленные и озадаченные девочки.

– Мы все очень тяжело переживали смерть Рэйчел, и прошло много времени, прежде чем Дора снова начала есть и разговаривать. Она превратилась в собственную тень, но старалась держаться. Потеряв слишком многое, она собрала оставшиеся силы для последнего ребенка, который был рядом с ней, для Эстер. Твоя мать и Эстер много играли вместе и стали как сестры. И Дора… – Yia-yia вздохнула и подняла глаза к небу, зная, что ее подруга находится где-то там. – Постепенно мы с Дорой тоже стали относиться друг к другу с доверием и любовью. Каждый вечер мы проводили за разговорами, вспоминая истории и секреты, не только собственные, но и наших народов. Дора и Эстер ходили с нами в церковь. Хотя их вера была иной, они уважали наши традиции и праздновали религиозные праздники вместе с нами, стоя рядом, пока мы молились, и тихо обращаясь к своему Богу. Они знали, что Бог слышит голос каждой из нас и вместе они звучат сильнее. Они уважали и почитали наши традиции так же, как мы их. У Доры я научилась праздновать Шаббат. Каждую пятницу мы готовились к субботе: стряпали и убирали, чтобы в субботу не разжигать огонь и не делать никакой работы по дому. По субботам она всегда зажигала праздничные свечи, и в Дни Трепета мы тоже всегда молились вместе. Знаешь, Дафна, со временем я начала ценить наши тихие вечера вдвоем. Мы обе их очень любили и постепенно стали одной семьей и уже не чувствовали разницы: гречанка или еврейка – у нас было много разных традиций, вот и все. Пятнадцатого августа, когда весь остров праздновал Успение Богородицы, маленькая Эстер взяла за руку твою мать, и они вместе присоединились к детской процессии. Какой-то мальчишка усмехнулся и выразил недовольство, что еврейская девочка идет вместе с христианами. Отец Петро услышал его слова и тут же, опередив отца этого малыша, дал ему подзатыльник. – Вспоминая об этом, Yia-yia посмеивалась. – Дафна mou… – Она указала скрюченным пальцем на небо. – Дафна, сам отец Петро подал пример всем остальным. Я никогда не забуду об этом! Он не позволил нам похоронить малышку Рэйчел на кладбище, потому что это противоречило законам церкви. И добавил, что не сомневается в своем решении: раввин тоже не поддержал бы эту идею. Поначалу я очень на него разозлилась. Почему Господь не хочет, чтобы несчастный ребенок упокоился с миром? Разве она недостаточно страдала? Но постепенно ко мне пришло понимание. Отец Петро вынужден был подчиняться законам церкви. В тот день, когда я, стоя на коленях, рыла могилу для маленькой Рэйчел, он увидел меня, подошел, опустился на землю рядом со мной и помог мне. Он молился над ее крохотным телом, произнося самые красивые молитвы, и просил Бога принять Рэйчел к себе и открыть перед ней врата рая. Каждый раз, когда кипарисы шептали мне о том, что немцы близко, я отправляла Дору и Эстер на другую, неприступную, часть острова, чтобы они укрылись там. И каждый раз, когда она уходила, отец Петро выносил из алтаря крест и ставил его на могилу Рэйчел, чтобы солдаты, обнаружив ее, не нарушили вечный покой девочки. Снова и снова немцы высаживались на остров в поисках евреев, старательно вынюхивая, словно собаки в поисках обеда. Много раз они проходили мимо могилы Рэйчел, но так и не догадались, что находится у них под ногами. Они так и остались в неведении, что там лежит еврейская девочка. Так, в постоянном страхе, мы прожили полгода, пока британские солдаты не освободили Корфу. Но Дора еще некоторое время оставалась со мной на острове, потому что чувствовала себя здесь в безопасности. Прошло несколько месяцев, прежде чем она получила письмо из Афин, от сестры, из которого стало известно, что та выжила и семья Доры ждет ее возвращения в родной дом.