Снаружи что-то изменилось. Стало шумно – лай собак, рык тяжелых двигателей и какая-то особая суета, которой обыкновенно сопровождается визит руководства. Крики, команды, слов не разобрать. Хлопки – не то выстрелы, не то автомобильные выхлопы.

Наконец с улицы что-то прокричали. Сторожившие Лопухина немцы оживились.

– Встать! – пролаял один.

Второй мотнул стволом автомата на дверь.

Иван поднялся, стараясь не опираться на разбитое колено, заложил руки за спину и вышел. Сумерки уже успели сгуститься. Лопухин с трудом разбирал дорогу, а потому по сторонам не глазел, подчиняясь тычкам в спину.

Наконец его привели к одноэтажному беленькому домику, возле которого рычали моторами два броневика с пулеметами. Точно такие уничтожил в своем первом рейде отряд Болдина. Лопухин вспомнил то удивительное чувство могущества, которое он ощутил, когда взялся за пулеметную рукоять. Улыбнулся.

Конвоирующий автоматчик толкнул Ивана в спину:

– Пошел!

Отворилась дверь. Лопухин вошел, его тут же приняла другая пара немцев, потащивших его дальше по коридору. Мимо мелькали какие-то комнаты, Иван увидел там койки. Мелькнули белые простыни. Ударил в нос запах, знакомый, тревожный запах карболки. Лазарет?

Чей-то знакомый силуэт мелькнул в комнатенке слева. Лязгнули медицинские железки. Пахнуло все той же карболкой. Но чей же силуэт?..

«Так ведь это мой доктор! – сообразил Иван и даже обрадовался старому знакомому. – Ганс!»

Но конвойные нетерпеливо толкали автоматами в спину. Вперед. Вперед!

Вдоль стен по всему коридору стояли какие-то тумбы. Лопухин пригляделся и с удивлением понял, что это книги – сложенные аккуратно, ровными рядами. Очень много книг.

Его подвели к обитой дерматином двери. Грубо толкнули лицом к стене. Иван услышал стук, затем какой-то невнятный голос изнутри.

Дверь распахнулась. Конвойные втолкнули Лопухина внутрь, а сами остались в коридоре. Немцы действовали с четкостью хорошо отлаженного механизма, где каждый знал свое место и список обязанностей, которые он должен на этом месте исполнять.

Помещение, где оказался Иван, было чем-то вроде кабинета или небольшой местной библиотеки. Может быть, покойный краевед, Семен Федорович, работал как раз в этой самой комнатенке. Полки от пола до потолка. Пустые. Ивану стало ясно, откуда взялись книги, удивившие его в коридоре. На полу ковер, толстый и новый, такие обычно вешают на стену. Посередине большой стол, укрытый бордовой скатертью. Неярко горит лампа с зеленым абажуром. Окна наглухо зашторены, так, что наружу не попадает ни единого лучика света. Какая-то палка, не то трость, не то стек для лошадей, лежит поперек стола.

За столом сидел человек. Китель. Тщательно подогнанная военная форма. Лица не разглядеть, прячется в тени. Видны только руки. Ухоженные, чистые ногти.

Иван повертел головой и заметил еще одного. Человек сидел на стуле, в углу, легко закинув ногу на ногу. Робким светлячком тлел в темноте огонек сигареты.

– Садитесь, пожалуйста, – по-русски, с характерным немецким акцентом произнес тот, что сидел за столом.

Иван посмотрел на стул – но остался стоять.

– Не нужно делать все слишком трудным. Просто садитесь. Это не предательство – сидеть на допросе.

Лопухин сделал два шага, отодвинул стул от стола подальше и уселся. Колено отозвалось глухой тянущей болью.

– Вот и хорошо… – Немец подкрутил что-то у лампы, света стало больше. Иван увидел лицо. Светлые волосы, аккуратный пробор, длинный нос, тонкие губы. Водянистые глаза. Неприятное лицо. – Я заместитель коменданта города Гродно. Меня зовут Иоганн фон Визель.

– А все коменданта ждали, – ляпнул Иван.

Немец чуть приподнял брови.

– Герр комендант не занимается подобными вопросами. Это слишком расточительно. Вопросами пленных занимаются заместители по особым вопросам.

– Чего ж тут особого? Я просто журналист… заблудился в лесу.

– Хватит! – фон Визель шлепнул по столу ладонью. Мгновение по его лицу бегали желваки, но вскоре немец успокоился. – Не нужно делать все слишком трудным. Герр Ганс Страубе нам все рассказал. Согласитесь, очень странно выглядит обыкновенный журналист, участвующий в бандитском набеге.

– Он ошибся, – произнес Лопухин, шалея от собственной наглости.

Фон Визель, видимо, тоже не ожидал подобного подхода. Он замер, как цапля перед неожиданно выскочившей лягушкой. Дважды моргнул.

– Прекратите паясничать, – прошипел немец. – С вами обращаются по-человечески. Но все может измениться.

Иван демонстративно потрогал снова начавшие кровоточить разбитые губы. По лицу немца пробежала судорога.

– Имя, фамилия, номер части! Звание! – Он грохнул по столу кулаком, приподнялся, резко наклонился вперед.

– Я просто журналист.

– Документы!

– Потерял в лесу.

– Имя, фамилия…

Иван замялся. Называть свои или выдумывать?

«Господи, чем я занимаюсь? Доктор все равно им рассказал!»

Но что-то толкало его изнутри, подзуживало ломать комедию до конца.

– Иван Лопухин. – Отказываться от своего имени не стоило.

«Немцы народ скрупулезный, все запишут, так, может быть, родня узнает, где могилка… – Иван поразился циничности этой своей мысли. – Один черт помирать».

– Звание! Номер части!

– Журналист! – гаркнул Иван. – Просто журналист! Я тут сказки собирал!

– И теперь мне их рассказываешь? – тихо спросил фон Визель, и тон его голоса Ивану совершенно не понравился.

Может быть, он нажал какую-то кнопку или был какой-то уговор, но в кабинет вошли два немца. Ивана грубо схватили, швырнули на пол, он попытался брыкнуть ногой, получил пинок под ребра и затих. Ему крепко стянули веревкой руки, усадили на стул, примотали к спинке.

Рядом оказался фон Визель.

– Последний раз спрашиваю. Звание и номер части. Кто дал приказ напасть на госпиталь? Куда ты тащил врача?

Иван молчал, пытаясь сообразить, что бы еще такого соврать…

Немец взял со стола стек, размахнулся и ударил Лопухина по лицу.

Такой острой боли Иван не ожидал. Видимо, палка попала по подсохшей ссадине. Лопухин засучил ногами, но сделать ничего не смог, только замычал глухо.

Немец замахнулся снова. Иван сжался, но удар пришелся не по лицу. Теперь фон Визель ударил по распухшему колену.

Лопухин заорал.

– Идиот, – прошипел немец, возвращаясь к столу.

Он в раздражении бросил стек на бордовую поверхность. Вытащил из ящика лист бумаги, вернулся к Ивану.