— Неужели мне нужно тебе приказывать? Это не такая уж большая жертва, француженка.

Разве? А как же ее гордость и самоуважение? А что же ее будущее?

— Элиз, пожалуйста…

Серые глаза Рено потемнели, его лицо было бледно; рука, которую он протянул к ней, слегка дрожала. Именно сострадание заставило Элиз сделать первый неуверенный шаг к нему. Сострадание — и приказ его брата. Ничего больше.

Не обращая внимания на взгляды и шепот, Элиз прилегла на скамью рядом с Рено и обняла его. Не успела она положить голову на набитую соломой подушку, он уже спал. Ей ничего другого не оставалось, как попытаться сделать то же самое…

Когда Элиз проснулась, было темно. Разбудило ее какое-то бессвязное бормотание. Она приподнялась на локте и осмотрелась.

Угли, тлеющие в очаге, освещали хижину красноватым светом, так что можно было разглядеть людей, спящих на лавках в доме Большого Солнца. Было тихо, и только рядом с ней что-то бормотал Рено. Она ничего не могла разобрать, очень испугалась и положила руку ему на лоб. Он весь горел в лихорадке, от него исходил такой жар, что Элиз в ужасе отдернула руку. Нужно было срочно что-то предпринять, и она поспешно встала, накинув на себя плащ.

Холодная вода — вот что ему сейчас необходимо. Нужно окатить его водой, а затем приготовить настой ивовой коры. Но ей понадобится помощь. Оглядев спящих, Элиз в нерешительности закусила губу. Нужно кого-нибудь разбудить, но кого? Она еще немного подумала, а потом решительно направилась к матери Рено и положила руку ей на плечо.

Проходили часы, наступило утро, а Рено все еще был без сознания. Жар то усиливался, то ослабевал под влиянием лекарств, но не спадал. Около полудня они разбинтовали его, еще раз промыли раны настоем дубовой коры. Древняя старуха, самая старая женщина племени, которая хранила секреты лечебных трав, принесла какую-то очень сильно пахнущую настойку, которую надо было принимать на рассвете, в полдень, на заходе солнца и в полночь. Они с трудом вливали в рот Рено жидкость, но не видели особых результатов.

Перед домом начали собираться люди. Элиз слышала, как они переговариваются между собой, время от времени раздавался плач и причитания женщин.

— Что там за шум? — спросила Элиз Маленькую Перепелку, когда та уже за полночь вновь вошла в дом. — Можно подумать, они считают, что он умирает.

— Они боятся этого.

— Зачем же они это показывают? Ведь Рено может их услышать!

Индианка пожала плечами:

— Он поймет их чувства.

— Но я всегда считала, что индейцы стоически переносят такие вещи. Что они почти не горюют, если кто-нибудь умирает.

Маленькая Перепелка как-то странно посмотрела на Элиз.

— Какой же смысл горевать после смерти? А умирающий должен знать, что его любят. Кроме того, Рено — великий военный вождь…

Элиз с удивлением посмотрела на Маленькую Перепелку и вдруг поняла, что она имеет в виду. Поскольку Рено занимал высокое положение, в случае его смерти было бы убито много людей, для того чтобы они служили ему в загробном мире. Перед храмом состоялись бы ритуальные удушения. А если бы она была его женой… Но нет, Элиз не желала даже думать об этом.

— Я хочу рассказать вам еще кое-что, — продолжила Маленькая Перепелка. — Четыре года назад умер старый военный вождь, его тоже звали Татуированный Змей. Тогда было много ритуальных убийств, потому что он тоже был братом Большого Солнца. Их любовь друг к другу была так велика, что наш Великий вождь поклялся своей кровью умереть вслед за братом. Это означало, что последует еще много смертей, и во всей деревне зажгли траурные костры. Однако этого не случилось благодаря тому, что Большое Солнце всю ночь после смерти брата беседовал с одним французом, который отговорил его от такого шага. Но все же Большое Солнце вскоре умер, некоторые говорят, что от горя и от того, что не сдержал клятву. Сейчас люди боятся, что из-за кровного родства между Большим Солнцем и Ночным Ястребом история может повториться.

— Неужели?

— Кто знает? Они ведь близнецы и очень привязаны друг к другу. У нас нечасто бывает, что обоих близнецов оставляют жить. Одного обычно уничтожают — так же, как поступают с детьми-уродцами. Ночного Ястреба спас его отец, заявив, что один сын будет начезом, а второй — французом. И все же эта кровная связь вызывает сейчас большие опасения.

Элиз слушала индианку без всякого удивления. Сейчас ей казалось, что она вообще потеряла способность испытывать это чувство. Наконец она сказала твердо:

— Неважно все это. Рено не умрет.

— Ах, если бы так! — воскликнула Маленькая Перепелка, с озабоченным выражением подходя к Рено и наблюдая, как он мечется на скамье.

— Я об этом позабочусь. Я не позволю Лесному Медведю торжествовать победу!

— Что ты имеешь в виду?

— А разве я не рассказывала тебе?

Маленькая Перепелка целый день бегала туда-сюда, доставала нужные вещи, помогала переворачивать Рено, успевала приглядывать за Маленькой Совой. Обе женщины забыли о своих разногласиях, к ним вернулась близость, которая существовала между ними в те времена, когда они обе страдали от тирании Винсента Лаффонта.

Сейчас Элиз удивилась:

— Я думала, ты знаешь. Вот в чем дело.

Когда Элиз закончила свой рассказ о коварной выходке Лесного Медведя, лицо Маленькой Перепелки помрачнело. Она бросилась к Татуированной Руке, чтобы передать ей все. Их окружили другие женщины, они вскрикивали и переглядывались между собой, слушая Маленькую Перепелку.

Выслушав все, Татуированная Рука молчала несколько долгих мгновений. Ее лицо было мрачно, на нем застыло выражение непреклонности и печали. Наконец она заговорила, обратившись к самой старой женщине:

— Я хочу знать, что ты думаешь об этом.

Беззубая старуха медлила с ответом, но никто не проявлял нетерпения, никто не подгонял ее. Наконец она подняла к ним свое морщинистое лицо, искаженное горем.

— Лесной Медведь — недостойный человек, — произнесла она. — Пусть его наказанием будет изгнание.

Все закивали и начали перешептываться. От одного к другому передавалось это слово, равносильное проклятию: «Изгнание, изгнание, изгнание».

Впрочем, Элиз такое наказание не показалось суровым. Маленькая Перепелка объяснила, что изгнан он будет только из Большой Деревни, но не из самого племени. Лесной Медведь останется вождем деревни Флауэр, будет принимать участие в праздниках, нести военную службу. Но его тщеславным устремлениям придет конец, потому что только в Большой Деревне собирается совет старейшин, решающий, когда начинать сев и убирать урожай, где охотиться и с кем воевать. Он будет отлучен от двора Большого Солнца, который раздает награды и почести. Отныне Лесной Медведь приговорен навек остаться маленьким вождем, который не в состоянии влиять на решение важных вопросов, касавшихся жизни и смерти его племени. Для него все было кончено.