Брак, на котором настоял Риккардо, принес несчастье всем: и Глории, и Консалво, и ему самому.

— Говорят, мы похожи, — произнес Летициа. — Но, по-моему, кроме роста, — ничего общего.

— Дурацкое замечание, — ответил Консалво. — Я тебя спросил, почему ты меня выставил.

— Хватит, — оборвал Брандолини Риккардо. — Я действительно кое-что поменял в управлении фирмой. Я собирался тебе сообщить поздней, но, учитывая твою чувствительность… — Он помолчал, а потом радостно произнес: — Прими уже сегодня мои поздравления!

— Поздравления? — растерялся Консалво.

— Ты назначен новым директором службы маркетинга. Твой кабинет на четвертом этаже. У тебя две секретарши и соответствующая зарплата.

По вызову Риккардо на пороге появилась Эстер.

— Promoveatur ut amoveatur, — усмехнулся Консалво. — Ты меня выдвигаешь, чтобы отодвинуть…

— У тебя слишком много свободного времени, вот и начитался плохих книг и сомнительных газет, — произнес Риккардо.

— Ты просто пересадил меня из одной камеры в другую. На самом деле я тебе просто не нужен.

Консалво понял: придется склониться перед волей семьи, исключившей его из клана Летициа.

— Ты мне никогда не был нужен, — вырвалось у Риккардо.

— Наконец-то признался.

— Пошутили, и хватит, — резко оборвал его Летициа. — Теперь постарайся быть разумным.

— Как хорошо быть разумным! Будь разумным — и получишь награду!

— Умей правильно оценить ситуацию, — спокойно объяснил Риккардо. — Посмотри, стоит ли рисковать ради вознаграждения.

— Ты хочешь сказать, что Летициа умеют быть щедрыми с теми, кто соглашается терпеть удары, но безжалостны к тем, кто пытается уйти, хлопнув дверью.

— Я хочу сказать, что ты слишком много себе позволяешь, князь.

Когда Риккардо употреблял титул Консалво, это означало, что терпение у него на исходе.

В Консалво заговорила гордость, кровь его предков — кондотьеров и мореплавателей — вскипела в жилах.

— А меня не интересуют твои дары и щедрые награды. Я пока не понял, дорогой дядюшка, почему ты захотел, чтобы Глория вышла за меня. Ведь она-то не желала. И я пока не выяснил, почему ты теперь выставляешь меня за дверь, предварительно сыграв со мной злую шутку. Но я выясню, клянусь! Я уже обнаружил столько милых секретов в семействе Летициа. Кстати, узнай последний: твой наследник Рауль угодил в Лос-Анджелесе в тюрьму. За наркотики. За гомосексуализм в Америке не сажают…

Риккардо побледнел. Лицо его словно окаменело, зажатая в пальцах ручка переломилась пополам.

Консалво торжествующе огляделся.

— Что касается подробностей, — продолжал Брандолини, — обратись к твоей дорогой племяннице. Ей все известно про Рауля: про его приключения и его романы.

Итак, князь Консалво Брандолини все-таки швырнул в Риккардо Летициа тот камень, что держал за пазухой. После этого Консалво гордо удалился, а его собеседники так и остались сидеть неподвижно.

— Неужели все так и было? — спросила Роза.

Ей стало весело, и она улыбнулась, как девочка, которая старается скрыть от взрослых неуместную улыбку.

— Именно так, мадам. Я передал почти дословно. Уверяю, все так и было, — сказал инженер Понс, молодой француз, присутствовавший при стычке Риккардо Летициа с Консалво Брандолини.

— Вы меня развеселили. Давно я так не смеялась.

— Я счастлив, мадам, — продолжал француз, и в голосе его проскользнула тревога. — Я рассказал вам о том, что вас позабавило. Но, боюсь, нам придется перейти и к более серьезным вещам.

— Когда от души посмеешься, легче выслушать и неприятное известие, — сказала Роза.

Эмиль Понс, как истинный француз, оценил замечание старой женщины. Они сидели в кабинете Розы. Понс бывал здесь часто, по крайней мере раз в месяц он заходил обсудить дела. Вошел Клементе, толкая перед собой сервировочный столик с бутылкой «Димпл» для Понса и ананасовым соком для Розы. Клементе подал и свежевыпеченные пирожные, хотя Понс терпеть не мог сладкого, а Розе его запретили врачи. Но ей нравилось смотреть на пирожные и вдыхать сладкий аромат.

Клементе протянул Розе стакан, а француз приступил к делу:

— Ситуация очень сложная, мадам.

Понс взглянул на Розу сквозь толстые стекла очков, ожидая, какова будет ее реакция. Роза спокойно, с королевским достоинством, сидела в инвалидной коляске.

— Ну, дорогой, не стоит преувеличивать, — без всякого волнения произнесла она, поглядывая в окно на миланские крыши.

Эмиль Понс, вице-президент корпорации «Заводы Руасси», выпускник Массачусетского технологического университета, как и Риккардо, прилетел в Милан из Женевы, предварительно созвонившись с Розой.

— Так в чем проблема, Эмиль? — спросила Роза, дружески похлопав его по коленке.

— Я разговаривал с Риккардо, вашим сыном.

— Это мне известно.

— Синьор Летициа хочет нас разорить.

Роза поправила прядь, выбившуюся из прически, и небрежно уточнила:

— И это все?

— Я плохо объяснил, мадам?

Понс не осмеливался спросить, правильно ли поняла Роза его слова.

— Я поняла, давайте перейдем к делу.

Понс открыл «дипломат» и принялся вытаскивать документы из папки.

— Нет, — остановила его Роза. — Никаких бумажек. Я их терпеть не могу. Лучше слова… и факты.

— Хорошо, — ответил Понс и прокашлялся. — Транснациональный банк требует немедленного возврата предоставленных вам кредитов. Тех сумм, что послужили для укрепления «Заводов Руасси». Вы знаете, речь идет о миллиардах. Вот суть дела. Вот факты, мадам.

Роза улыбнулась.

— Суть дела в том, что таково требование моего сына, — сказала она. — У Риккардо дела плохи. Чтобы спасти свою фирму, он должен избавиться от «Заводов Руасси». И поэтому требует возвращения одолженных миллиардов. Он уверен, что нам придется отступить и поле битвы останется за ним. Короче, умри ты, чтобы жил я.

Логика Розы была безупречна.

— В каком-то смысле вы правы, мадам, — развел руками Понс.

— А вы, мальчик мой, хотели бы узнать, в состоянии ли я выполнить требование сына.

Роза рассуждала совершенно спокойно, словно вся эта история ее не касалась. На ней был розовый свитер ангорской шерсти, на шее — ожерелье из розовых топазов и бриллиантов, оправленных в золото, песцовая накидка прикрывала ноги. Понс чувствовал нежное благоухание ее духов «Арпеджио». Роза Летициа выглядела невероятно молодо.

— Да, мадам, — подтвердил француз. — Именно это мне и хотелось бы узнать.